Вадим Деркач - Возвращение

Вадим Деркач

Возвращение

То, что жить ему оставалось немного, было понятно с самого начала. У меня хорошо наметанный глаз на покойников. Нехорошо, конечно, говорить подобным образом, но истина есть истина. Опыт у меня в этом деле огромный, ведь я... дайте подумать. Значит у нас сейчас... А я начал работать в... Да, вот и получается немного немало почти двадцать лет медбратом. Сперва было ох как трудно. Я за каждого так переживал, будто он мне родной, но потом все изменилось. У меня появилось удивительное ощущение, что я близок к чему-то тайному, возможно даже сверхъестественному. Как же иначе, если на моих глазах вершился промысел божий. Кто-то умирал в страшных муках, кто-то вопреки всем прогнозам жил и даже выздоравливал. Тогда и теперь, по утрам, я, как почтенный Харон по волнам Стикса, одних везу в здание печали, стоящее неподалеку, а проще говоря, в покойницкую, других же отправляю в больничные палаты, навстречу новой жизни, новым болезням и часто - страданиям. Может быть нескромно, но я, бывает, чувствую себя швейцаром у врат божьих. Не хочу, чтобы кто-то подумал, что нашим врачам безразлично происходящие и все происходит по их полному попущению. Нет, они воспринимают смерть как личного врага, но, как любит говорить наш Главный Хирург: "У меня всего лишь скальпель, а у нее - коса..." Горькие слова, но тем выше наша радость, когда смерть отступает. Магия происходящего и есть причина того, что я верен своей профессии. Интуиция редко меня подводит. Город у нас небольшой, меня многие знают и, случается, родные тяжело больного, попавшего в наше хирургическое отделение, когда врачи уже бессильны, спрашивают мое мнение о его состоянии. Конечно, я не всегда говорю правду. В этом мой грех. Грех жалости. Но когда я думаю над этим, то прихожу к возможно сомнительному выводу, что именно способность грешить, то есть сознательно делать то, что нехорошо, отличает нас от животных. В этом случае единственный путь спасения - противопоставить грехам добродетели. Да, я уверен, что жалость от дьявола, милосердие же угодно господу. Но я только пытаюсь быть милосердным с теми, кого жалею. Я только пытаюсь... В тот день я не мог не жалеть того молодого человека. Уже сказано, что с самого начала было понятно, что жить ему оставалось немного. Привезла его скорая помощь поздним субботним вечером в сопровождении милицейской машины. Из неохотного и сбивчивого объяснения знакомого водителя, я только смог выяснить, что нашли его в парке, у озера. Немолодой уже врач скорой помощи был явно растерян - факт непонятный, ведь закаленней и привычней к крови людей не найти. А крови, действительно, было много весь правый бок пострадавшего был изорван. По желтому цвету некрасивого, но правильного лица, искаженного болью и страданием, было ясно, что затронута печень или желчный пузырь. Известно, что в подобных случаях большое значение имеет время, и именно поэтому я был немало удивлен растерянности, даже можно сказать, медлительности бригады скорой помощи. Это стало заметно и дежурному хирургу. Свое мнение о происходящем он выразил сочно и настолько ясно, насколько позволяют возможности нашего языка, а вы, думаю, знаете их размеры... Но когда пострадавшего положили на стол и наш хирург приступил к осмотру раны, его движения стали вдруг неуверенными, даже несколько нескладными. "Черт!" - только громко выдохнул он. Ассистирующая медсестра повернулась и испуганно посмотрела на меня. Что-то здесь было не так. Я вышел на улицу. Врач скорой помощи нервно курил, облокотившись на капот машины. "Скажи, что это наш светила так взволновался, когда начал оперировать твоего клиента?"- спросил я у него. Врач швырнул сигарету на асфальт, яростно затушил ее каблуком и ответил вопросом на вопрос: "Ты видел когда-нибудь, чтобы человек жил без печени?" Не дожидаясь пока я осмыслю сказанное, он сел в машину и уехал. "Ну что? Он выживет?"- спросил меня, истомившийся от ожидания капитан милиции. "Нет",- коротко ответил я и поинтересовался: "Как это произошло?" "Извини, служебная тайна",- важно проговорил капитан, но, опустив глаза, тихо добавил: "Ты же знаешь, у нас отродясь ничего такого не было". Да, я не помнил за свою долгую жизнь случая, когда бы находили человека с вырванной печенью. Я вернулся в операционную и, как оказалось, вовремя - хирург мыл руки. "Забирай",буркнул он мне. Я подошел к столу, и хотел было накинуть простыню на лицо, но медсестра остановила меня. "Не узнаю тебя. Как же ты на живого человека?!". И, правда, похоже, парень все еще был жив. "Травма несовместимая с жизнью, а он жив. Феномен",- растерянно сказал врач, когда мы провозили каталку мимо. Так неизвестный стал единственным пациентом нашего реанимационного отделения. Я говорю "неизвестный", потому что по причине отсутствия документов и каких-либо явных примет, мы ничего не знали о нем тогда. Знаем ли мы сейчас больше? Так вот, в ту ночь я был охвачен необъяснимым беспокойством. Что-то заставляло меня снова и снова возвращаться в палату. Молодой человек лежал очень тихо. Он изредка почти неслышно постанывал, иногда тело его начинала сотрясать дрожь, что было вполне понятно по причине недееспособности печени, то есть я хотел сказать ее полного отсутствия. Вопреки всему он жил. К утру мне стало казаться, что он чувствует себя даже несколько лучше. Желтизна сошла с лица, дыхание стало ровным и спокойным. Могло создаться впечатление, что этот человек просто хорошо и сладко спит. Я не врач, но прекрасно понимал, что такого быть не могло. Никогда. Но было... Когда ранним утром дежурный хирург вошел в палату и бросил взгляд на ночного пациента, он сказал, грустно улыбнувшись: "Смерть делает людей прекрасными". Как бы в ответ на это, "покойник" пошевелился и открыл глаза. "Где я?"- спросил он, разомкнув слипшиеся губы. "На стол"скомандовал врач, и это ему далось куда труднее. Но мне не пришлось трудиться. Наш странный больной легко поднялся, твердо встал на ноги и сладко потянулся. Только теперь я заметил, как хорошо сложено его тело. "Я должен идти. Снимите с меня бинты"- попросил он. То, что мы увидели после того, как срезали окровавленные повязки могло любого повергнуть в состояние шока. Мы ничего не увидели. То есть совершенно ничего! Ужасной раны просто не существовало. Наш несчастный хирург был на грани потери сознания, когда его дрожащая рука нащупала целую и невредимую печень. "Теперь я могу идти?",- спросил незнакомец. Хирург посмотрел на него затравлено и мотнул головой. "Нет,- пробормотал он Вы можете быть выписаны только в понедельник. Я не могу отпустить вас...". Наш гость, другое определение мне трудно подобрать, не стал возражать. Он лег обратно на кровать и почти моментально заснул. Я не знаю, что происходило в течение всего воскресного дня, потому что моя смена закончилась. Я вернулся домой, легко позавтракал и как обычно лег спать. Мне снился странный сон. Я долго плутал в его переплетениях, пытаясь отыскать что-то несущественное, пока не увидел птицу, сжимающую в страшных когтях младенца. Картина так испугала меня, что я проснулся, скорчившись от ужаса и отвращения. Однако, я не испытал привычного чувства облегчения. Неожиданно пришло осознание того, что мне должно быть в больнице. Сейчас... Я привык доверять внутреннему голосу, поэтому не стал медлить.