Джек Керуак - Сатори в Париже

Я спрашиваю у бармена что бы он мог присоветовать из меню, он говорит эльзасскую солянку, и приносит ее – Это просто мешанина сосисок, картошки и кислой капусты, но сосисок таких что жуешь их и они как масло, и с ароматом нежным как букет хорошего вина, чеснок обжаривается в масле и запах этот разносится из ресторанной кухни – Такой солянки и в Пенсильвании не сыщешь, картошка как из Майна или Сан–Хосе, но ух ты еще забыл: ко всему вдобавок, сверху, чудесный и мягчайший шмоток грудинки, не хуже любой ветчины и самое вкусное в этом блюде.

Я приехал во Францию просто чтобы прогуляться и хорошо поесть, и этот ужин стал моим первым, и последним, за все десять дней.

Но возвращаясь к сказанному мною Паскалю, уходя из этого ресторана (и заплатив 24 франка, или почти 5 долларов за это незамысловатое блюдо), я услышал на промокшем бульваре какие–то завывания – Какой–то помешанный алжирец окончательно свихнулся и орал на всех и вся вокруг, держа в руках что–то чего мне не было видно, очень маленький нож или предмет или заостренное кольцо или еще что–то – Мне пришлось остановиться в дверях – Испуганные люди спешили пройти мимо – Я не хотел чтобы он увидел и меня бегущим оттуда – Официанты вышли и смотрели вместе со мной – Он приблизился к нам кромсая ножом уличные плетеные стулья – Мы посмотрели с главным официантом друг другу в глаза, будто спрашивая «Мы заодно?» — Но мой бармен заговорил с безумным арабом, который на самом–то деле был светловолосым и возможно полуарабом–полуфранцузом, и у них начался какой–то разговор, а я завернул за угол и пошел домой под крепчающим дождем, пришлось даже поймать такси.

Романтичные плащи.

14

В своей комнате я посмотрел на свой чемодан, тщательно собранный к этому большому путешествию, идея которого зародилась у меня прошлой флоридской зимой во время чтения Вольтера, Шатобриана и Монтерлана (чья последняя книга даже появилась уже в витринах парижских магазинов, «В одиночку путешествует только дьявол») – Разглядывая карты, собираясь везде там погулять, вкусно поесть, разыскать в библиотеке родной город своих предков и поехать потом в Бретань где он находится и где море несомненно омывает скалы – Я рассчитывал сделать так: после пяти дней в Париже отправиться в гостиницу на берегу моря в Финистере, выйти из нее в полночь, в плаще–дождевике, в шляпе от дождя, с блокнотом, карандашом и большой пластиковой сумкой для писательства, то есть чтобы засунув руку с блокнотом и карандашом писать в сухом месте пока дождь капает на меня, записывать звуки моря, вторую часть поэмы «Море» которая будет называться «МОРЕ, часть вторая, звуки Атлантики в N, Бретань», или около Карнака, или Конкарно, или в Пуан де Пенмарше, или Дуарненэ, или Плуземедо, или Бресте, или Сен–Мало – Вот он мой чемодан, и в нем пластиковая сумка, два карандаша, запасные грифели, блокнот, шарф, свитер, в отдельном отсеке дождевик и теплые ботинки Да, и теплые ботинки, и еще я привез из Флориды ботинки с дырочками для вентиляции, чтобы совершать долгие прогулки под жарким парижским солнцем, и ни разу их не одел, «теплые ботинки» вот что я носил все это прекрасное времечко – В парижских газетах люди жаловались на непрерывные дожди с конца мая и до начала июня, потому что ученые что–то там химичат с погодой.

И еще аптечка, и рукавицы для промозглых полуночных вдохновений на бретонском берегу, когда писание уже закончено, и все эти модные футболки и запасные носки которые я так ни разу и не одел в Париже, не говоря уж о Лондоне, куда я тоже собирался поехать, не говоря уж об Амстердаме и Кельне после.

Я уже скучал по дому.

И все же эта книга о том что неважно как ты путешествуешь, «удачной» ли была твоя поездка, или ее пришлось сократить, ты всегда чему–нибудь учишься, учишься перемене своих мыслей.

И, по своему обыкновению, я просто собрал все это в емком и тысячекратно выплеснутом «Вот!»

15

Например, на следующий день, хорошенько выспавшись и приведя себя в порядок, я встретил еврейского кажется композитора из Нью–Йорка, с его невестой, и как–то так я им приглянулся, и все равно они были одиноки в Париже, что мы пообедали вместе, впрочем к обеду я почти не притронулся потому что опять набрался коньяку – «Давайте сходим тут неподалеку в кино», сказал он, что мы и сделали, после того как я протрещал по всему ресторану полдюжиною молниеносных французских бесед с парижанами, а в кино мы попали на заключительные сцены «Бекета» с О`Тулом и Бартоном, отличные, особенно когда они верхом на лошадях встречаются на берегу, и мы прощаемся –

И опять, я иду в ресторан напротив La Gentilhommiére, который мне очень советовал Жан Тассар, клявшийся что там–то я попробую настоящий полновесный парижский обед – Я вижу сидящего через проход от меня тихого человечка помешивающего в гигантской тарелке какой–то великолепный суп, и заказываю его, сказав «Такой же суп как у мсье». Он оказывается супом из рыбы, сыра и красного перца, жгучего как мексиканский, острейшим и великолепным – К нему я беру свежую французскую булку и гору сливочного масла, но к тому моменту когда они уже готовы принести мне основное блюдо, жареного цыпленка вымоченного в шампанском, с лососевым пюре, анчоусами, швейцарским сыром–грюйером, нарезанными маленькими огурчиками и маленькими вишнево–красными помидорами, и потом Бог ты мой настоящими вишнями на десерт, все это с вином [29] , лучшим из вин, мне приходится извиниться что после всей этой роскоши я даже думать о еде не могу (мой желудок усох, потеряв 15 фунтов) – Но тихий джентльмен с супом переходит к вареной рыбе и мы, как ни странно, начинаем с ним болтать через весь ресторан, оказывается что он торговец произведениями искусства продающий картины Арпа и Эрнста тут неподалеку, и знает Андре Бретона, и хочет чтобы я завтра заглянул к нему в магазинчик. Чудесный человек, еврей к тому же, и мы беседуем по–французски, и я даже объясняю ему что раскатываю свои «р» языком вместо гортани из–за своего средневеково–французского, квебекско–бретонского происхождения, и он соглашается, замечая что современный парижский говор, хоть и изысканный, действительно изменился за последние два столетия под влиянием немцев, евреев и арабов, не говоря уже о влиянии тех пижонов при дворе Людовика Четырнадцатого от которых–то все это и пошло, также я напоминаю ему что на самом деле имя Франсуа Вийона произносилось не «Вийон» (явное искажение), а «Виль Он», и что в те дни говорилось не «toi» или «moi», а «twé» и «mwé» [30] (как мы до сих пор говорим в Квебеке, и как через два дня я услышал в Бретани), но в конце концов я предупредил его, в завершение своей замечательной лекции на весь ресторан, так что все слушали ее со смешанными иронией и интересом, что имя Франсуа произносилось действительно Франсуа (François), а не «Françwé» по той простой причине что писалось оно Françoy, также как и король [31] - roy, и никакое «oi» тут и близко не валялось, и если б король услышал когда–нибудь что вы произносите «rouwé» (rwé), то никогда не пригласил бы вас потанцевать в Версале, а надел бы roué [32] на вашу нахальную cou [33] , околпачил бы ее колпаком, а потом отрубил бы голову короче дело труба. [34]