Дженни Даунхэм - Пока я жива (Before I Die)

Женщина, ответившая нам по домофону, интересуется, к кому мы приехали. Папа старается говорить шепотом, но она его не слышит, так что ему приходится повторить еще раз, громче. – Ричард Грин, – произносит папа и косится на меня. – Ричард Грин?

Папа кивает, довольный собой. – С ним знаком один из моих бывших коллег-бухгалтеров. – И при чем тут?.. – Ричард хочет взять у тебя интервью.

Я замираю как вкопанная: – Интервью? На радио? Но меня все услышат! – А разве ты не этого хотела? – И о чем же он будет меня спрашивать?

Тут папа заливается румянцем. Наверно, до него дошло, что хуже он ничего придумать не мог, потому что болезнь- единственное, что отличает меня от остальных. Если бы не она, я сейчас была бы в школе или прогуливала уроки. Может, сидела бы у Зои дома, носила бы ей «Ренни» из ванной. Или лежала бы в объятиях Адама.

Секретарь в приемной делает вид, что все в порядке. Она просит нас представиться и выдает нам пропуска. Мы послушно прикрепляем их на одежду, и секретарь сообщает, что режиссер должен вот-вот подойти. – Присаживайтесь, – предлагает она, указывая на ряд кресел в дальнем конце фойе. – Ты не обязана ничего говорить, – успокаивает меня папа, когда мы усаживаемся. – Если хочешь, я пойду один, а ты посиди здесь. – О чем ты будешь с ними разговаривать?

Он поживает плечами: – О нехватке раковых отделений для подростков, недостаточным финансировании альтернативной медицины, о том, что служба здравоохранения не выделяет дотаций на твое питание. Я могу рассказывать часами. Я на этом собаку съел. – Поиск средств? Я не хочу прославиться сбором денег! Я хочу, чтобы меня все узнали потому, что я особенная. Мне нужна слава, которая заставляет забыть о фамилии. Слава поп-идола. Слышал о такой?

Папа поворачивается ко мне. У него блестят глаза. – И как же нам ее заполучить?

За нами булькает и журчит кулер с водой. Меня тошнит. Я думаю о Зои. О ее ребенке. У него уже сформировались ноготки – маленькие-прималенькие ноготки-одуванчики. – Давай я скажу секретарше, что мы уходим, – предлагает папа. – Я не хочу, чтобы ты говорила, будто я тебя заставил.

Папа шаркает ногами под стулом, словно провинившийся школьник, и мне становится его немного жаль. Как же нам будет друг друга не хватать. – Нет, пап, не надо ничего отменять. – Так ты пойдешь? – Пойду.

Он стискивает мою руку: – Молодчина, Тесс.

По лестнице в фойе поднимается женщина. Она подходит к нам и сердечно пожимает папе руку. – Мы с вами общались по телефону, – поясняет она. – Да. – А это, должно быть, Тесса. – Это я!

Она протягивает мне ладонь для пожатия, но я игнорирую ее, сделав вид, будто не могу поднять руки. Может она решит, что виновата болезнь. Женщина с жалостью оглядывает мое пальто, шарф, шапку. Наверно, знает, что сегодня не так уж и холодно. – Здесь нет лифта, – сообщает она. – Вы сможете подняться по лестнице? – Конечно, – заверяет папа.

Женщина успокаивается. – Ричард ждет вас с нетерпением.

По дороге в студию она заигрывает с папой. Мне приходит в голову, что его неловкая забота обо мне может привлекать женщин. Им сразу хочется его спасти. От меня. От всех этих мук. – Интервью пойдет в прямом эфире, – рассказывает она. Когда мы заходим в студию, женщина понижает голос: – Видите ту красную лампочку? Это значит, Ричард в эфире и нам нельзя входить. Через минуту он пустит рекламу, и лампочка загорится зеленым. – Она сообщает это с таким видом, будто ждет, что это произведет на нас впечатление. – О чем Ричард собирается говорить? – любопытствую я.- О несчастной умирающей девушке или у него какая-то своя задумка? – Простите? – Улыбка сползает с лица женщины; в поисках поддержки она бросает на папу взгляд, в котором сквозит беспокойство. Неужели она способна что-то учуять, только когда запахнет жареным? – В больницах недостаточно раковых отделений для подростков, – быстро произносит папа. – Будет здорово, если нам удастся привлечь внимание к этой проблеме.

Красный свет за порогом студии переключается на зеленый. – Вам пора! – говорит режиссер и открывает нам дверь. – Тесса Скотт и ее отец, – объявляет она.

Это звучит так, словно мы гости на званом ужине или на балу. Но Ричард Грин отнюдь не принц. Он привстает на стуле и по очереди протягивает нам пухлую руку. Ладонь у него влажная, как будто ее забыли выжать. Пыхтя, он усаживается обратно. От него воняет сигаретами. Он шуршит бумагами. – Присаживайтесь, – приглашает он нас. – Я вас представлю, и начнем.

Раньше я частенько смотрела местные новости с Ричардом Грином; они шли в обед. Он очень нравился одной из больничных медсестер. Теперь я понимаю, почему его перевели на радио. – Ну, поехали, – командует он. – Держитесь свободнее. Все должно быть непринужденно. – Он поворачивается к микрофону: – Итак, я с радостью представляю вам отважную юную особу, которая оказала мне честь и пришла на передачу. Тесса Скотт.

Когда он произнес мое имя, у меня заколотилось сердце. Интересно, слышит ли нас Адам? А Зои? Наверно, валяется на кровати и слушает радио. Ее тошнит. Она дремлет. – Последние четыре годы Тесса борется с лейкозом. И сегодня они с отцом пришли к нам, чтобы об этом рассказать.

Папа подается вперед, и Ричард, очевидно заметив его готовность, задает ему первый вопрос: – Скажите, что вы испытали, когда узнали о болезни Тесы?

Папа обожает разглагольствовать на эту тему. Он рассказывает о гриппе, который не проходил неделями. О том, что наш семейный врач не сразу распознал болезнь, потому что лейкоз встречается очень редко. – Мы заметили синяки, – сообщает папа. – Маленькие кровоподтеки на спину, вызванные снижением тромбоцитов.

– Папа-настоящий герой. Он признается, что ему пришлось уйти с работы (он был финансовым консультантом). Рассказывает, что вся наша жизнь – сплошные больница и лечение. – Рак – заболевание не какого-то отдельного органа, а всего организма, – поясняет папа. – Когда Тесса отказалась от интенсивной терапии, мы решили продолжать общеукрепляющее лечение дома. Она на особой диете. Это недешево, но я твердо уверен, что залог здоровья – не просто питание, а правильное питание.

Я ошеломлена. Он что, хочет, чтобы люди звонили и предлагали деньги на натуральные овощи?

Ричард с серьезным видом поворачивается ко мне: – Тесса, так вы решили отказаться от лечения? Непростое решение для шестнадцатилетней девушки.

У меня пересохло в горле: – Не скажите.

Он кивает, словно ждет, что я продолжу. Я бросаю взгляд на папу; он подмигивает мне. – Химиотерапия продлевает жизнь, – начинаю я, – но тяжело переносится организмом. Курс лечения был очень тяжелым, и я поняла, что без него смогу сделать больше. – Ваш отец утверждает, что вы хотите прославиться, – произносит Ричард. – Вы ведь поэтому пришли к нам в студию? Чтобы получить свои пятнадцать минут славы?