Дженни Даунхэм - Пока я жива (Before I Die)

Доктор кивает: – Мы собирались вместе вам об этом сказать. – И какой у меня выбор? – Тесса, у вас поражена иммунная система. Выбор невелик. Если хотите, может продолжать переливания крови, но едва ли этого хватит надолго. Если сразу после трансфузии у вас начнется анемия, нам придутся прекратить процедуры. – И что тогда? – Тогда мы постараемся сделать все возможное, чтобы вы чувствовали себя хорошо, и оставим вас в покое. – А нельзя каждый день переливать кровь? – Нет. – Значит, я не протяну и двух месяцев?

Доктор Уилсон смотрит мне в глаза: – В лучшем случае.

Я знаю, что похожа на груду костей, обтянутых липкой пленкой. Я вижу по глазам Адама, что он потрясен. – Ты меня помнишь не такой, да?

Он наклоняется и целует меня в щеку: – Ты красавица.

Но мне кажется, что именно этого он всегда боялся: делать вид, что я ему нравлюсь, когда я подурнею окончательно и расклеюсь.

Он принес мне тюльпаны из своего сада. Я засовываю их в кувшин с водой. Адам просматривает открытки с пожеланиями выздоровления. Мы болтаем о всяких пустяках- о том, как принялись растения, которые они с мамой купили в садоводческом центре, о том, что его мама теперь проводит больше временя на свежем воздухе и наслаждается весенними деньками. Адам бросает взгляд в окно и что-то шутит о тои, какой чудный вид открывается из окна на стоянку машин. – Адам, я не хочу, чтобы ты себе врал.

Он хмурится, будто не понимает, о чем речь. – Не надо делать вид, что я тебе нравлюсь. Мне такая анестезия не нужна. – Что ты хочешь этим сказать? – Я не хочу, чтобы ты притворялся. – Я не притворяюсь. – Я тебя не виню. Ты же знал, что я так расклеюсь. А дальше будет только хуже.

Адам на мгновение задумывается, потом сбрасывает кроссовки. – Что ты делаешь? – То, чего мне по-настоящему хочется.

Он откидывает одеяло и ложится рядом со мной. Обнимает меня, прижимает к себе. – Я люблю тебя, – сердито шепчет он мне в шею. – У меня разрывается сердце, но я все равно тебя люблю. И не смей возражать мне, что это неправда. Никогда так не говори!

Я кладу ладонь на его щеку, и он прижимается к моей руке. Мне приходит в голову, что Адам одинок. – Прости, я была неправа! – Еще бы!

Он не смотрит на меня, и похоже, едва сдерживает слезы.

Адам проводит со мной целый день. Мы смотрим MTV, потом он читает оставленную папой газету, а я дремлю. Мне снится Адам, несмотря на то что он здесь, рядом со мной. Мы бредем куда-то по снегу, но почему-то нам жарко и мы в купальниках. Мы идем глухими тропами, мимо заснеженных деревьев, по извилистой дороге, у которой нет конца.

Проснувшись, я понимаю, что проголодалась, и отправляю Адама еще за одним клубничным мороженым. Едва он уходит, как я начинаю по нему скучать. Кажется, будто больница опустела. Как такое может быть? Я сцепляю пальцы под одеялом и не расплетаю, пока Адам не ложится рядом.

Он разворачивает эскимо и протягивает мне. Я кладу мороженое на тумбочку: – Потрогай меня.

Адам смущается: – Мороженое растает. – Ну пожалуйста. – Я лежу рядом. Я прикасаюсь к тебе.

Я кладу его руку к себе на грудь: – Вот так. – Тесс, не надо, я могу сделать тебе больно. – Нет. – А если войдет медсестра? – Мы запустим в нее судном.

Адам нежно сжимает через пижаму мою грудь. – Вот так?

Он касается меня бережно, словно я драгоценность, словно он очарован мной, восхищен моим телом- даже сейчас, когда оно слабеет. Его кожа соприкасается с моей, и мы оба вздрагиваем. – Я хочу заняться любовью.

Он замирает: – Когда? – Когда вернусь домой. Еще хоть один раз перед смертью.

Его взгляд меня пугает. Я еще никогда не видела у Адама такого выражения лица. В нем столько искренности и мудрости, будто он видел то, чего и представить нельзя. – Обещаю.

Они смеются, как дежурные. Каждое утро приходит папа. Днем появляется Адам. Вечером возвращаются папа с Кэлом. Время от времени забегает мама; на второй раз у нее хватает сил высидеть до конца переливания крови. – Уровень гемоглобина и тромбоцитов повышается, – произнесла мама, когда меня подключили к аппаратуре.

Мне приятно, что она знает названия.

Но прошло десять дней. Я даже Пасху пропустила. Столько времени – впустую.

Каждую ночь, лежа на узкой больничной койке, я мечтаю об Адаме. Я хочу лежать, переплетя свои ноги с его, и чувствовать его тепло. – Я хочу домой, – заявляю я медсестре. – Еще рано. – Мне уже лучше. – Не настолько. – Чего вы ждете? Что я выздоровею?

Каждое утро восходит солнце и в городе гаснут огни. По небу летят облака, бурный потом машин вливается на стоянку, затем она пустее, солнце снова ухает за горизонт, и заканчивается еще один день. Течет время. Течет кровь.

Я собираю сумку и одеваюсь. Сажусь на кровать, стараясь принять бодрый вид. Я жду Джеймса. – Я еду домой, – сообщаю я, когда он просматривает мою карту.

Он кивает, словно ожидал этого: – Вы твердо решили? – Вполне. Я скучаю по свежему воздуху. – Я указываю за окно – вдруг он слишком занят, чтобы заметить мягкий свет и облака в голубом небе? – Тесса, чтобы анализ крови не ухудшился, нужно соблюдать строгий режим. – Разве я не могу соблюдать его дома?

Доктор бросает на меня серьезный взгляд: – Чтобы вести привычный вам образ жизни, необходимы медицинские процедуры, которые отнимают много времени и сил. Как часто и в каком объеме они вам нужны-об этом можете судить только вы. Вы уверены, что больше не хотите продолжать лечение?

Я вспоминаю комнаты в нашем доме, цвет ковров и занавесок, расстановку мебели. Мне безумно хочется пройти из своей спальни вниз по лестнице, через кухню, в сад. Я хочу проделать этот пусть. Посидеть в шезлонге на лужайке. – Последнего переливания хватило всего на три дня.

Врач сочувственно кивает: – Я знаю. Увы. – Сегодня утром мне сделали еще одно. Как думаете, насколько его хватит?

Он вздыхает: – Понятия не имею.

Я разглаживаю простыню ладонью: – Я хочу домой. – Давайте обсудим это с городским управление здравоохранения. Если они гарантируют ежедневный посещения медсестер, тогда, быть может, мы вернемся к этому разговору. – Врач вешает мою карту обратно на спинку кровати. – Я позвоню им и зайду, когда вернется ваш отец.

После его ухода я считаю до ста. На столе пасется муха. Я протягиваю палец, чтобы коснуться ее хрупких крылышек. Муха чувствует мое приближение, с жужжанием перелетает на лампу и кружится вокруг нее. Мне ее не достать.

Я надеваю куртку, накидываю на плечи шарф и беру сумку. Дежурная медсестра даже не замечает, как я прохожу мимо нее и сажусь в лифт.

Спустившись на первый этаж, я пишу Адаму эсэмэску: ПОМНИШЬ, ЧТО ТЫ МНЕ ОБЕЩАЛ?

Я хочу умереть по-своему. Это моя болезнь, моя смерть, мой выбор.

Вот что значит принимать все как есть.