Чарльз Буковски - Возмездие обреченных: без иллюстр.

Никому не удавалось долго продержаться на месте второго человека Рамона.

— Я чувствовал, что сегодня тебе понадобится колесико, — проговорил Рамон сквозь усмешку.

Светильники неумолимо надвигались на них. Том вытягивал и отрывал куски клейкой ленты. Это была блестящая, толстая и влажная лента. Тому пришлось подстегивать себя, чтобы держать высокий ритм работы и не отставать от Рамона, для этого ему пришлось пожертвовать мерами предосторожности. Острые, как лезвие бритвы, края ленты оставляли на его руках длинные и глубокие раны. Порезы были практически невидимы и редко кровоточили, но, приглядевшись, Том понял, что все его пальцы и ладони исполосованы. Никаких остановок. Казалось, что светильники движутся все быстрее и быстрее, и становятся все тяжелее и тяжелее.

— Блядь, — вырвалось из Тома, — похоже, я увольняюсь. Лучше ночевать в парке на скамейке, чем жрать это говно.

— Это точно, — согласился Рамон, — хуже нашего говна не бывает…

Рамон вкалывал с какой-то натянутой, сумасшедшей улыбкой, отвергая невыносимость своего положения. И вдруг конвейер остановился, такое случается иногда.

Хвала Господу за этот его подарок!

Что-то там зажевало, что-то перегрелось. Без таких вот поломок большинство работяг просто спятили бы. В течение этих двух-трех минут они собирали свои разбитые чувства и души вместе. Ну, хотя бы частично.

Механики сбились с ног, выискивая причину аварии.

Том наблюдал за мексиканочками, что работали на конвейере. Для него все они были прекрасны. Они тратили свое время, расходовали свои жизни на тупой и монотонный труд, но все же что-то живое сохранялось в них. У многих в волосы были вплетены разноцветные ленточки: голубые, желтые, зеленые, красные… Они шушукались и смеялись без умолку. Этим они выказывали недюжинную смелость. В глазах их таилось что-то притягательное.

Но механики хорошо знали свое дело, очень хорошо, и конвейер снова заработал. Светильники вновь поперли на Тома и Рамона. Компания «Луч света» — опять функционировала.

И вскоре Том так вымотался, что почувствовал себя за гранью усталости: будто бы он был пьян или сошел с ума, или напился и свихнулся разом.

Накладывая клейкую ленту на очередной светильник, он неожиданно выкрикнул: «Луч света!»

Возможно, сыграла его интонация или неожиданность, но, так или иначе, все вокруг начали смеяться — и мексиканочки, и паковщики, и механики, и даже старик, который обходил конвейер с масленкой и смазывал трущиеся части механизма — все хохотали. Это попахивало всеобщим безумием.

Появился Брок.

— В чем дело? — закричал он.

В ответ — молчание.

Светильники появлялись на конвейере и исчезали, рабочие оставались на своих местах.

Наконец, как пробуждение от кошмара, наступил конец рабочего дня. Все взяли свои пропуска и выстроились в очередь у табельных часов, чтобы отметить время окончания смены.

Том отметился, оставил пропуск на проходной и забрался в свой автомобиль. Выезжая со стоянки, он думал только об одном: хоть бы никто не попался мне на пути, я не в состоянии нажимать на тормоза. Выбравшись на автостраду, Том заблокировал педаль газа и покатил вперед, проскакивая даже на красный свет светофора, останавливаться ему было невмоготу.

Добравшись до дома, он припарковал машину, взобрался на крыльцо, открыл дверь и вошел.

Первую, кого он увидел, была Елена — его жена. Она лежала на диване в своем грязном халате — голова на подушке, рот открыт, из него вырывается храп. Рот у нее был довольно пухлый, а храп по звучанию напоминал процессы плевания и глотания вперемежку, словно бы она никак не могла решить, что же ей делать с этой жизнью — выплюнуть или проглотить.

Она считала себя несчастной женщиной, мечты которой не сбылись ни в коей мере.

Рядом, на кофейном столике, стояла бутылка джина. Она была пуста на три четверти.

Два сына Тома, Роб и Боб, пяти и семи лет, били теннисным мячом об южную стену — единственную, которая не была заставлена мебелью. Когда-то она была довольно белой, но теперь на нее противно было смотреть.

Пацаны не обратили на отца никакого внимания. Они прекратили бросать мяч и заспорили:

— Ты в ауте!

— Нет, я выиграл четвертый мяч!

— Нет, в ауте! Значит, три!

— Нет, четыре!

— Эй-эй, подождите минутку, — вмешался Том, — я могу вас спросить кое о чем?

Мальчишки замолкли и уставились на родителя с обиженным видом.

— Да, — наконец отозвался Боб — старший.

— Ребята, как это можно играть в бейсбол, бросая мяч о стену?

Сыновья посмотрели на него, потом отвернулись.

— Ты в ауте! Значит, три!

— Нет, я выиграл четвертый мяч!

Том отправился на кухню. На плите стояла кастрюля, из-под крышки валил дым. Том открыл крышку и заглянул внутрь. На дне кастрюли лежали обуглившиеся куски картофеля, моркови и мяса. Том убрал кастрюлю с плиты и выключил огонь.

Оставалось посмотреть в холодильнике. Там Том нашел банку пива, откупорил и приложился.

Теннисный мяч снова забил по стене. Потом раздался грохот — это Елена, она на что-то наткнулась. И вот она объявилась на кухне, в правой руке пинта джина.

— Догадываюсь, как ты взбешен, ха…

— Меня больше волнует, накормлены ли дети…

— Да ты оставляешь мне на день вшивую двадцатку. Что я могу сделать с таким мизером?

— Для начала купи туалетной бумаги. Каждый раз, когда я собираюсь подтереть зад, то нахожу только картонный ролик.

— Эй, у женщин тоже есть свои проблемы! Как, по-твоему, я живу? Ты каждый день уходишь из дома, ты видишь жизнь, ты видишь мир! А я сижу здесь! Ты не знаешь, что значит сидеть дома изо дня в день!

— Да, все так…

Елена припала к бутылке.

— Я люблю тебя, Томми, и когда тебе плохо, плохо и мне, мое сердце разрывается, я не нахожу себе места…

— Ладно, Елена, давай сядем и спокойно поговорим.

Том сел за кухонный стол. Елена подошла, поставила бутылку и села напротив Тома. Она посмотрела на него.

— Господи, что случилось с твоими руками?

— Новая работа. Нужно будет подумать, как защитить руки… Лейкопластырь или резиновые перчатки… ну, или еще что…

Том допил пиво и посмотрел на бутылку.

— Слушай, а у нас найдется еще джину?

— Думаю, да…

Елена встала, открыла буфет, извлекла с верхней полки пинту и поставила на стол. Том откупорил.

— И сколько ты припасла этого добра?

— Есть немного…

— Отлично. Как пьем? Чистоганом?

— Как хочешь…

Том отхлебнул из горла. Посидели. Он осмотрел свои исполосованные руки, сжимая и разжимая кулаки. Порезы тоже то приоткрывались, то сжимались. Интересно было наблюдать за ними. Том взял бутылку и плеснул немного джина в ладошку, затем растер.

— Уау! Жжет!

Елена отхлебнула из своей посудины.