Владимир Сорокин - Первый субботник

Предисловие

Каждая новая книга о нашем современнике так или иначе призвана внести свое слово в разговор на эту важную, порой – трудную тему.

Случается, что слово это бывает легковесным и поверхностным, а книга, написанная казалось бы на острую злободневную тему, пылится на книжной полке.

Не таков «Первый субботник».

К упомянутому трудному разговору автор подходит с солидным багажом личного и профессионального опыта, с подлинно творческой бескомпромиссностью и острым желанием показать многогранность характеров и судеб своих современников – рабочих и инженеров, студентов и лесорубов, преподавателей и ветеранов войны.

Действительно, наш современник многогранен и сложен. Автора интересует его внутренний мир, круг социальных и нравственно-психологических проблем.

Бригадир лесорубов, редактор институтской многотиражки, старый партизан, секретарь профкома – все они говорят с читателем со страниц сборника, говорят во весь голос на все ту же трудную тему.

«Скушный ты человек, Иван. А еще потомственный лесоруб…» – говорит бригадир Будзюк своему слабохарактерному напарнику, испугавшемуся социалистического соревнования с более молодой бригадой.

Такой бескомпромиссностью и прямотой наделены многие герои «Первого субботника». Они ярко выделяются на фоне серых, бесцветных одиночек вроде заводского прогульщика Пискунова и его вечно хмельных приятелей.

Сложность современных производственных процессов, заводской коллектив, борьба за качество выпускаемой продукции – такие проблемы затрагивает автор в рассказах «Вызов к директору», «Заседание завкома».

По-настоящему близка автору и тема воспитания подрастающего поколения, о серьезности и неоднозначности которой в полной мере говорят рассказы «Первый субботник», «Свободный урок», «Сергей Андреевич».

«Ведь не зря мы тогда мерзли, мерли, в цехах ночевали… мы же о вас думали, о детях наших…» – в этих искренних словах человека, прошедшего ленинградскую блокаду, со всей остротой звучит тревога за судьбу юного поколения, только начинающего самостоятельную жизнь в нашем «прекрасном и яростном мире», за нравственные ошибки, подчас так беззаботно совершаемые. Вообще, проблема нравственной и гражданской высоты героев пронизывает весь сборник.

Так рассказ «В Доме офицеров» передает незатейливый, на первый взгляд, диалог двух ветеранов Великой Отечественной, пожилых людей в неброской одежде. Но именно в этой простоте, в своей сегодняшней незаметности, в спокойном отношении к былым подвигам и проступает та самая нравственная и гражданская высота опаленных войной людей.

В рассказе «Проездом» речь идет о напряженных райкомовских буднях.

По-своему лиричен и тонок рассказ «Возвращение», повествующий о трепетном чувстве первой любви.

Важное место в сборнике занимает повесть «Ночные гости», неложный драматизм которой заставляет читателя сопереживать вместе с героями.

«Нужно бороться с равнодушием, как со стихийным бедствием», – сказал однажды Константин Паустовский. Эти крылатые слова, на наш взгляд, могли бы стать эпиграфом всего сборника.

В серьезный и многоплановый разговор о нашем современнике сборник рассказов и повестей «Первый субботник» внес свое слово.

Оно весомо и значительно.

Алексей Ивантеев

Соколов подбросил в костер две сухие еловые ветки, огонь мгновенно охватил их, потянулся вверх, порывистыми языками стал лизать днище прокопченного, висящего над костром ведра.

Сергей Андреевич посмотрел на корчащиеся в голубоватом пламени хвоинки, потом перевел взгляд на лица завороженных костром ребят:

– Роскошный костер, правда?

Соколов качнул головой:

– Да…

Лебедева зябко передернула худенькими плечами:

– Я, Сергей Андреевич, сто лет в лесу не была. С восьмого класса.

– Почему? – он снял очки и, близоруко щурясь, стал протирать их носовым платком.

– Да как-то времени не было, – проговорила Лебедева.

– Что ж ты с нами на Истру не поехала тогда? – насмешливо спросил ее Савченко.

– Не могла.

– Скажи – лень было. Вот и все.

– Вовсе и не лень. Я болела.

– Ничего ты не болела.

– Болела.

Сергей Андреевич примирительно поднял свою узкую руку с тонкими сухощавыми пальцами:

– Ну, хватит, Леша, оставь Лену в покое… Вы лучше присмотритесь, какая красотища кругом. Прислушайтесь.

Ребята посмотрели вокруг.

Порывистый огонь костра высвечивал темные силуэты кустов и молодых березок. Поодаль неподвижной стеной темнел высокий смешанный лес, над которым в яркой звездной россыпи висела большая луна.

Стояла глубокая ночная тишина, нарушаемая потрескиванием костра.

Пахло рекой, прелью и горелой хвоей.

– Здорово… – протянул, привставая, кудрявый и широкоплечий Елисеев, – прямо как в «Дерсу Узала».

Сергей Андреевич улыбнулся, отчего вокруг моложавых, скрытых толстыми стеклами очков глаз собрались мелкие морщинки:

– Да, ребята, лес – это удивительное явление природы. Восьмое чудо света, как Мамин-Сибиряк сказал. Лес никогда не может надоесть, никогда не наскучит. А сколько богатств в лесу! Кислород, древесина, целлюлоза. А ягоды, а грибы. Действительно – кладовая. Человеку без леса очень трудно. Невозможно жить без такой красоты…

Он замолчал, глядя в неподвижную стену леса.

Ребята смотрели туда же.

– Лес-то это, Сергей Андреевич, конечно хорошо, – улыбаясь пробормотал Елисеев. – Но техника все-таки лучше.

Он похлопал висящий у него на плече портативный магнитофон:

– Без техники сейчас шагу не ступишь.

Сергей Андреевич повернулся к нему, внимательно посмотрел:

– Техника… Ну, что ж, Витя, техника, безусловно, дала человеку очень много. Но мне кажется, главное, чтобы она не заслонила самого человека, не вытеснила его на задний план. Лес этого сделать никогда не сможет.

Ребята посмотрели на Елисеева.

Оттопырив нижнюю губу, он пожал плечами:

– Да нет, я ничего… Просто…

– Просто помешался ты на своей поп-музыке, вот и все! – перебила его Лебедева. – Без ящика этого шага ступить не можешь.

– Ну и что, плохо что ли? – он исподлобья посмотрел на нее.

– Да не плохо, а вредно! – засмеялась она. – Оглохнешь – никто в институт не примет!

Ребята дружно засмеялись.

Сергей Андреевич улыбнулся:

– Ну, Лебедева, тебе палец в рот не клади.

– А что ж он, Сергей Андреевич, носится, как с писаной торбой…

– А тебе какое дело? – буркнул Елисеев. – Ты тоже без своей консерватории прожить не можешь…

– Так это ж консерватория, чудак! Бах, Гайдн, Моцарт! А у тебя какие-то лохматые завывают.