Крис Вормвуд - По дорожкам битого стекла

Судьба занесла меня в компанию уличных панков, они казались мне куда отвязнее, чем мои школьные друзья. Они не знали морали и правил, для них не существовало авторитетов в виде родителей. Там, кажется, и началось моё падение. Я и не знал, что можно пить столько и в таких масштабах. Они познакомили меня с «планом». Первые несколько раз меня вообще не вставляло. Я уже верил в свою неуязвимость для травы, пока она довольно плотно не приняла меня в свои объятья.

Я стал неуправляем и совершенно отбился от рук, всячески стараясь следовать образу жизни моих новых друзей. С ними я увидел, что есть и другая жизнь с каким-то подобием свободы. В школе теперь меня видели пару раз в неделю, когда я приходил туда отсыпаться. Дома я тоже стал показываться всё реже. Мне не очень нравилось получать по лицу каждый раз. Для моих родителей я стал наркоманом и конченым человеком. Они постоянно смотрели мои вены в поисках следов от уколов. Для них наркотики ассоциировались только с героином. Они представить себе не могли, что это был вовсе не тот наркотик, что выбирали подростки в то время. Что бы я ни делал, для них я всегда оставался под героином. Я слушаю рок, у меня длинные волосы и странная одежда, стало быть, я наркоман и долблюсь в жопу. Можно сколько угодно объяснять обществу, что длинноволосые подростки в коже гораздо безопаснее короткостриженных в спортивных костюмах, но стереотипы так легко не вытравить. Я жил, сражаясь со всем миром. Всё было против меня. После того, как парни во дворе взялись учить меня жить при помощи бейсбольной биты, я не выходил из дома без ножа. (Странно, правда, биты у нас продавали, а вот мячи нет). Мне совсем не хотелось отступать от своих идеалов и стричься. Те, кто сдавался, были предателями в моих глазах. Их позицией было просто лежать, когда тебя бьют, молча отдать деньги и телефон, позволить себя унизить. Они так и остались жертвами, пусть нацепили на себя шкуры бунтарей. Странно, но таких большинство.

В пятнадцать я ушёл из школы раз и навсегда. Из дома мне тоже пришлось уйти. Я скитался по впискам, а временами вовсе бомжевал. Жизнь на улице выпила из меня все соки. Я ненавидел себя и был по уши в дерьме. Но, с другой стороны, у меня было просто завались свободы. Меня ловили менты и пытались несколько раз сдать в приют, но я убегал ещё по дороге. Мне везло. Родители тоже пытались наладить со мной отношения. Это заканчивало тем, что я выпрыгивал в форточку со второго этажа. Я не видел ничего более унизительного чем жизнь под замком.

Потом меня приютили какие-то девочки-хиппи. Им было меня до ужаса жалко, я умел пользоваться чужой жалостью. Я научился готовить, убираться и слушать. Это очень важные навыки для того, кто живёт по впискам. Я научился быть полезным, загоняя внутрь все чувства. Это особое умение не быть собой, но казаться всем таким хорошим. Я был просто тенью, на тот момент я просто забыл, что у меня были чувства. Именно так я пытался выжить. Потом я встретил Германа и снова стал самим собой. Моё желание петь перевесило. Кем я был? Просто бесполезным отбросом, обречённым на смерть от голода или передоза в канаве. Сейчас я чего-то да стою.

Началось время моего молчания, как снова в детстве. Я был бабочкой в коконе. Мне совершенно не хотелось из него вылезать. Я не мог играть свою роль, поэтому был тенью. Меня любили… скорее думали, что любят. Как можно было любить того, кого нет? Этого чуткого проницательного мальчишку, который был всегда вежлив и приятен в общении. Я не хотел их дружбы, мне нужен был ночлег или еда. Я уже так разочаровался в людях, что просто коротал время до смерти. Самообразование и книги помогли мне не сойти с ума.

Однажды я просто собрался и поехал в Москву. Моё желание двигаться дальше стало невыносимым. Я понял, что сгнию в этой дыре, превращусь в такой же бесполезный шлак, как и те люди, что окружали меня. Жители маленьких городов — опарыши в теле страны. Мне стало скучно, я облазил всё дерьмо своей малой родины. Я вывозился в нём весь, и с меня хватило. Я должен был стать великим или умереть. Я не хотел жить как все, этот мир меня отверг.

В целом, мою жизнь можно назвать сносной. Многие могли бы мне позавидовать, ведь у меня было многое. Надо отметить, что все мои блага были исключительно материальными. Да-да, это очень плохо для образа народного героя признаваться в своём финансовом благополучии. Но это не так хорошо, как могло бы показаться на первый взгляд. Быть ребёнком состоятельных родителей — это постоянный контроль и ограничение свободы. Сами понимаете, Россия, девяностые годы, не самое спокойное время, особенно, если мой отец бизнесмен. Я не выходил на улицу без присмотра, потому что меня могли похитить бандиты или чеченские террористы с целью выкупа. А мне хотелось играть в футбол с пацанами и лазить по заброшенным домам. А вместо этого я ходил в элитную школу, изучал три языка и учился играть на фортепьяно. Не могу не заметить, что эти навыки оказались весьма полезны, но это не заменит полноценного детства. Я рос в своём мирке среди книг, компьютерных игр и бессмысленной роскоши. Мои друзья были такими же скучными домашними детишками. В целом, вся наша дружба была навязана нам нашими родителями, кроме этого мы все имели мало общего.

Становясь старше, я больше проникался рок-музыкой. У меня было множество старых пластинок. Вместе с музыкой я впитывал мощный энергетический посыл, заключённый в ней, изучая культурные тенденции и мировоззрение людей, создававших её. Постепенно во мне тоже просыпался этот бунтарский дух. Я начал растить волосы и одеваться в чёрное. Это не могло не затронуть моих родителей. Семейный психолог сказал, что это естественный этап взросления и волноваться тут не о чем. Но мои предки всё равно стали вести себя настороженно, особенно после того, как этим заразилась и моя сестра. Мы красили волосы в чёрный цвет и доводили свою кожу до аристократической бледности. Все думали, что мы близнецы.

Я начал свой тихий бунт. Днём я был приличным мальчиком-отличником, ночами я сбегал из дома в клубы или на кладбища. Меня очень выматывала эта двойная жизнь. Я умудрялся играть две роли. Я убегал и бродил по разным местам. Общаясь со сверстниками из реального мира, я начинал понимать, что не всё в мире так гладко. У них ведь не было и половины того, что имел я. Они не могли позволить себе настоящий «Фендер», крутые шмотки и поездки за границу несколько раз в год. У меня случилось прозрение, что-то сродни тому, что было с Гаутамой Буддой. Я ушёл из дома где-то на неделю. Плохо помню, что со мной было. Я просто бродил по стрёмным квартирам, много пил, курил траву и нюхал всякую дрянь. Когда я вернулся домой, мне здорово досталось. Я заработал отвращение к себе и множество новых загонов. Но это стало первым шагом на моём пути к независимости.