Олег Малахов - Непоправимость волос

Привидение никогда не выбирало заранее, кого именно оно посетит ночью, но ведомое беспамятством желания соприкосновения с душой человека, напуганной до смерти, и даже возможностью в очередной раз познать смерть человеческую, оно покидало мой дом. Я никогда не давал наставлений привидению. Я чувствовал лишь свои мокрые от волнения руки и ощущение приближения дневной скуки. Я смотрел на себя в зеркало. Зеркало исчезало, я купал себя в ванне. Ванна кровоточила. Я терял улыбки, надо мной смеялись. Привидение отбирало у меня все, чем я пытался наделить свою мнимую спутницу. Привидевшуюся мне, видимо, и не открывшую своего имени. ТЫ.

Ненавидь меня, спасай меня, останови… подведи к черте, отрекись… отбрось… отшвырни… сделай навсегда неприкаянным.

И уже я не становлюсь тобой по праздникам. Мне начинает хватать себя. Я выхожу на площадь, крестившую наш союз, вижу твои губы, плавающие в воде фонтана, которые шепчут: кровавь, безостановочно огибай земной шар, тебе никого, кроме меня больше не найти… всматриваюсь в движения твоих слов. Говори это моему лицу. Оно со временем превратится в копирку твоего.

Ты в ярко красной футболке. Плотно облегающей твое тело. Я догоняю тебя, в глазах растворяется твой образ. Я, уже нашедший и догнавший тебя, пытаюсь ощутить тебя, прижаться к тебе, безуспешно… ищу тебя. Уже будто бы зайдя в самую тайную твою комнату, где живут только твои секреты и мои откровения.

Помехи… Мозгом управляют окрыленные успехом подавления личностных качеств рецидивисты.

Ты дирижировал моими улыбками. Губы безоговорочно подчинялись тебе. Ты тиражировал мои улыбки, сам становясь немного улыбчивее.

Поперечное измерение. Пикеты манекенов. Иконы никотина — реклама пап и роз. Музыка с кашлем. Семидневное окончание дня.

Я встречался с привидением не так часто. Оно приносило иногда цветы с чьей-то могилы, уверяло меня, что они свежи, как весеннее морское утро на неоткрытом людьми острове. Называло имена девушек, которых я не спас, и меня любяще называло бесподобным сосудом ассоциаций. Ползло по простыне моей пустынной постели. Приоткрывало мои глаза, застывало надо мной с ликом задумчивого всадника, утратившего следы своего коня в бескрайних прериях Аризоны.

Оно говорило мне, будто я — камень, который сам себя может бросить в лицо безликости. В нас, в массы, в среднего потребителя, ценовую нишу. В процесс производства, в фотографию взгляда.

А это еще не случилось, лишь вчерашние свидетели раскрыли множество тайн, связанных с этим. А природа устала, и лица людей уснули в трамвае, который плавает в глотке каждодневной печали. Только девушка, о которой я думал, еще не знала о том, что еще не произошло. А я почему-то был уверен в том, что все уже закончилось.

(Если эти звуки не исчезнут в ее очередной мольбе, и не изменят ее манеру смотреть на все вокруг, она не сможет вымолвить ни слова, восхищаясь самой необузданной красочностью цветочных полей, а я забуду, что эти звуки значили для нее когда-то … неужели она не будет бороться с немым небом и безвкусным дождем…) о… молись со мной, прячь руки в прямых линиях света алтарей неизвестной нам религии.

Создаю новый образ, знаю, что он овладевает мной, а я лишь следую его указаниям. Легкой речной водой омываю подготовленное к вживлению новых чувств тело. Смотрю на старые замшелые игрушки. Шутки растаяли в желудке. Размениваю неразменные монеты. Может, ты действительно прав. Может, все и так стремится покинуть и замкнуть нас в клетках своих воспоминаний. Больше не спи со мной. Не трогай мое тело, как ты это делаешь сейчас. Нет… Да… Тем ценнее станут воспоминания о тебе. Таком нежном. Как сейчас. Как в ту первую нашу с тобой ночь. С дождем. Ты шел, не останавливаясь, и нес дождь. Как всегда, как обычно. Как тогда, когда ты еще этого не понимал. Шел, как тот, кто никогда не останавливается. Мимо воды, мимо всего. Мимо меня ты бы тоже прошел, но случайно задел меня плечом на заполненном зонтами тротуаре. Извинился и замер. На мгновение. Потом, как будто мгновенно очнувшись, пошел дальше, лишь взмахнув полами своего пропахшего сыростью плаща, а я, застывшая, не могла шелохнуться. Меня уже толкали другие. А ты этого, мне казалось, никогда бы не почувствовал, но, уже практически исчезая в пластичных движениях горожан, ты вновь остановился, резко повернулся, бросился ко мне, приковав свои объятия к моим хрупким плечам, до сих пор чувствующих давление твоего промозглого тела. Хочу не утратить эти ощущения. Ты был так ласков со мной. Я буду помнить тебя вечно. Венами. Волны твоей безвременности.

Я сплю у тебя на коленях.

Мы в пути. Нас ждет небо, и стороны света открываются для нас. Я нарисован на твоем лице, ты выпиваешь мое тело. Ты губительно влияешь на окружающих.

Ты выделяешь странные будоражащие мозг окружающих флюиды. Я не могу находится рядом с тобой, но еще более невыносимым становится отделенное от тебя существование. Не превозмочь. Слабыми капельками дождя ты вливалась в полость моего изнеможенного ожиданием организма. Жалея меня, ты старательно укрывала мои глаза и спасала виски от внедрения радиации своего не знающего усталости кровавого потока вырождающихся мыслей.

Впечатления, эмоция, рождение, какое чудо.

И опять рвутся внутрь моего безразличия голодающие камешки девятилетнего ребенка. Осознаваемые камешки, бессознательно голодающие камушки [1] ссылка на художественные приемы Поля Жако . Классика жанра. Жанровая классика. Еду в ночь. В ночи еду. Езда в ночи. Точность езды. Ночная езда. Ничье задание. Чайное здание. Здание из чая. Отчаянная ночная езда. Езда в отчаяние. Нечаянная езда ночи. Никчемная тщательность ночного чтения. Пройденный этап. Патовый исход. Доходный дом. Модный сервиз. Сервисный центр. Вестник стен. Исток историй. Чинность мистерий и истерий. Бесчинство сна. Изнеженность снежности.

Как я могу любить твою любовь? Чистые голые слова о ней? Использованные и используемые сейчас? На разных языках? Слова, значащие не «ты» и «я», а «ты» и «ты», разделяемые со мной. Бездомные слова. Бездонные… Крошащиеся в моих руках. Дрожащих… Сошедшие с ума слова. Почему им нет замены. Они крадутся взглядами и прикасаниями и растекаются по поверхности эрогенного тела. Слова в запястье. Крики… кошмарные… мольбы. Как обретение самой сути бессловесности. Как беспомощность. Как призыв. Картины и образы. Как мне не любить твои слова? Слова обо мне, используемой для признаний, обращенных тебе, направляемых внутрь, в самую глубину сердца, и дальше, в почти верное ощущение постижения непостижимого.

Как много всего я должен тебе сказать…

Как часто я все это слышу от тебя…

Вы заискивающе улыбнулись. Просто так по-доброму, но заискивающе. Желая, видимо, превратить улыбку в чистое послание неподдельного стремления завоевать внимание. Вы воскресили во мне эмоции, давно забытые, возникающие вследствие нестойкого и пугливого желания нравиться. Вы закашлялись, и я подбежала и поднесла вам платок к губам. Вам. Так деликатно вы посмотрели на меня, отрывая мои руки и выдавливая мои глаза. Подчиняющим взглядом. (СЛЫШИТЕ… Ничего потом, вы были не в себе. Во мне. Слышите. Я же приняла вас всем своим существом, а вы…) Потребовали от своего «я» невозможного. Чтобы оно стало мной. Страшно подумать… Сейчас их уже две, тех половинок, которые могли быть одной, они скрещиваются странно, никогда не знаешь, что там, вместо, за этим двуполым сочленением. Кроется ли истина безмерного порока. Там. Заспанные глаза, открывающие мир заново, уплывая в дождливое утро безымянного города.