Майкл Тернер - Порнографическая поэма (The Pornographer`s Poem)

Из-за самшитовых деревьев я видел, как судья и миссис Смарт вышли из машины. Дунк открыл заднюю дверцу, взял Нетти на руки и понес ее в дом. Миссис Смарт тем временем открывала дверь дома. Нетти выглядела ужасно, в миллион раз хуже, чем после хирургической операции в десятом классе. Когда Дунк стал подниматься по ступеням, я увидел, как голова Нетти перекатилась через его плечо и безжизненно повисла. Ее глаза были широко раскрыты, лицо белее мела. Если бы она не была в полной отключке, я бы подумал, что она внимательно смотрит прямо на меня. Блядь — я был совершенно уничтожен!

— Почему вы были уничтожены?

— Я был уничтожен всем, что происходило. Я был уничтожен тем, что происходило с Нетти. И я был уничтожен тем, что ничего не могу изменить. И еще, я думаю, я был уничтожен тем, что вдруг потерял веру в ее выздоровление.

— Были какие-нибудь другие причины?

— Да, еще я был уничтожен ее последним письмом. Было совершенно очевидно, что она потеряла ко мне всякий интерес.

— Не беспокоились ли вы о своем собственном положении? Об отношениях с полицией? С Флинном?

— Нет, больше нет. Все это перестало меня волновать, когда я увидел Нетти.

После этого я поехал на велосипеде в город. Никогда раньше не ездил по городу на велосипеде. Не то чтобы я чего-то боялся или что-нибудь в этом роде — просто никогда даже не думал о такой возможности. Теперь же, когда я увидел Нетти в ее нынешнем состоянии, мне хотелось чего-нибудь совершенно нового, отличного от всего, что бывало раньше. Еще я хотел раз и навсегда разрешить для себя загадку смерти Робина. Я хотел начать жизнь заново и размышлял, чего же я в действительности хочу, что собираюсь сделать со своей жизнью.

Я выжимал из велосипеда все, что мог, — крутил педали вдвое быстрее обычного. Когда я был уже недалеко от Робинова дома, рядом со мной остановился фургон. Новый «аэро-стар». На дверце надпись: «Дом на Бругтоне — для молодых взрослых». Под надписью — логотип: штриховой набросок старого, викторианской постройки, дома, который можно было легко узнать, поскольку на всем Западном побережье оставалось только шесть таких домов. Я вспомнил угол Дейви и Бругтон-стрит, где еще пару месяцев назад можно было снять проститутку. Этот дом был недалеко от того места. Я решил для себя снять этот и другие такие дома на пленку, потому что от них, несомненно, скоро ничего не останется — как и от многого другого в этом городе.

Дверца фургона открылась, и из него выпрыгнула нарядно одетая женщина. Похоже, она куда-то опаздывала. Ее вид показался мне знакомым. Она позвала меня по имени — и я узнал голос.

Таня Сюзан — а это была она — повисла у меня на шее. Она продолжала произносить мое имя снова и снова, как будто наконец нашла меня после долгих-долгих поисков.

— О Господи, ну как ты? — воскликнула она, отступая на шаг и осматривая меня с головы до пят. Я не знал, что ответить. Я видел ее последний раз несколько недель назад, но она вела себя так, как будто встретила закадычного друга после многолетней разлуки.

— Ты занят? — спросила она. — Я имею в виду, у тебя найдется время выпить со мной кофе?

Я засмеялся нервным смехом — чтобы скрыть тот факт, что напуган до безумия. Вот уж кого мне не хотелось встретить, так это Таню! Я огляделся: улица была совершенно пуста, все словно вымерли. Очень необычно для субботнего вечера. Ни одного свидетеля! Отказаться не было никакой возможности.

Мы пошли в восточном направлении, вниз по Дейви. Зайдя в «Фрескос», заняли столик у окна. Вскоре перед нами дымилась еда на двух гигантских пластиковых тарелках. Я выдавил в свой кофе три порции сливок. Таня не переставая говорила. Когда она задавала вопрос, то обычно сама же на него и отвечала. Ничего общего с той немногословной джанки, которую я когда-то знал. Что произошло?

Таня рассказала, как она взяла себя в руки и полностью изменила свою жизнь после того, как нашли тело Робина. По ее словам, страх выбил из нее все дерьмо. Полиция так и не нашла убийцу. Она прошла курс лечения от наркотической зависимости и потом работала сначала в «Анонимных наркоманах» [69], потом в «Анонимных алкоголиках» [70], потом снова в «Анонимных наркоманах».

— Когда появилась возможность поработать в этом «Доме на Бругтоне», — сказала она, отхлебывая кофе, — я не долго думая ею воспользовалась. Вскоре, через пару недель, они предложили мне постоянно работать у них. Это лучшее из того, что происходило со мной в жизни. Теперь я что-то типа мамы для всех этих детей, которые иначе ширялись бы наркотиками, крали, выкидывали всякие фортели. Платят ли они столько, сколько я получала от продажи наркотиков? Нет, конечно. Но слушай — эта работа в тысячу раз более клевая. И это очень, очень хорошо для меня. Да ты и сам видишь.

Я кивнул в знак согласия. Я был теперь совершенно уверен, что эта женщина не имела никакого отношения к убийству Робина. Все, что говорил мне Тэд, было ложью. Но у меня был один вопрос к Тане.

— Так ты поддерживаешь отношения с Флинном? — спросил я, зажигая сигарету и смотря на Таню через дым.

— Нет, на самом деле, — ответила она, вытаскивая, в свою очередь, сигарету из моей пачки и закуривая. — Но я слышала, дела у него идут прекрасно.

Конечно, это был не тот ответ, который я хотел получить. Флинну грозило пожизненное заключение в одиночке, с вооруженной охраной у двери.

— Смотри, — начала Таня, — я видела его последний раз — когда же? — два месяца назад. И он был тогда с головой погружен во все эти планы насчет недвижимости, покупки старых гостиниц в восточной части города и приведения их в порядок, чтобы те, кто в них живет, не должны были срать в ведро каждый раз, когда ломается унитаз.

Я кивнул, глядя Тане в лицо в надежде найти знаки обмана. Но ничего подобного. Она рассказывала о Флинне так, как рассказывала бы сестра, гордая успехами своего брата — будто это были ее собственные успехи. Она хотела убедить меня в том, что у Флинна все идет хорошо. Но как бы хорошо это ни звучало, мне трудно было в это поверить. Таня тем временем продолжала удивлять меня:

— Он, конечно, сказал тебе, что прекращает заниматься кинобизнесом?

Что? Тем не менее я ответил «да».

— М-да, — продолжала Таня. — Он пришел к Богу. Можешь себе представить? Хочет впредь работать для Бога. Быть правильным. Может быть, займется политикой. Скоро будет Экспо, и тогда…

Я почувствовал, что постепенно отключаюсь. Хотя Таня больше не представляла опасности, мне хотелось убежать. Ее мурлыканье сводило меня с ума.

Внезапно в ее болтовне всплыло имя Энди. Но поскольку я размышлял, как бы мне откланяться, то потерял нить разговора. Прислушавшись, я понял, что Таня говорит о пребывании Энди в тюрьме. Я спросил о нем с таким видом, как будто знаю, что он за решеткой. Я смотрел на Таню, почесывая подбородок. На секунду-другую она ушла в себя. Она понимала, что я закидываю удочку. Сделав долгую затяжку, она выпустила дым в открытое окно и сурово посмотрела на меня. Дым клубился вокруг нее, как туман.