Виктор Мельников - Разносчик порнографии

Селиванов меня заинтриговал. Я Инну Эдуардовну пока не видел. На утренних планёрках она не присутствовала. У неё другой был график работы, более свободный.

Я сказал:

– Конторские крысы умеют вилять хвостом. Ты об этом?

– Не торопись с выводами. Слово «крыса» ей не подходит. Александре Александровне Петренко соответствует, очень! А Ирине Владимировне – нет!

Послышались шаги.

– А что вы тут делаете?

Владимир Евгеньевич Серёгин собственной персоной!

– Закончили обедать, – сказал Селиванов.

– Идите в зал. Начинайте переставлять товар: от меньшей цены – по возрастанию – к большей цене. Начните со стиральных машин. Потом берите холодильники и газовые плиты. С мелко бытовой техникой продавцы сами разберутся. Виталий Иванович, Селиванов подскажет, он знает, как это делается.

Мы стали уходить.

– Постойте! Штраф – двести пятьдесят. Мусор в складе не убран. Анатолий Николаевич будет в курсе. А теперь – свободны. Вашу работу проверю, приду.

– Сука… – тихо прошепелявил Селиванов.

Пока что Владимир Евгеньевич вызывал у меня только равнодушие. У него был тихий, слащавый голос; он казался вежливым, аккуратным по форме одежды, всё с иголочки; немногословен. Никуда не торопился. Был во всём последовательным. От него так и веяло скукой.

Мы приступили к работе.

Перелопатить надо было около сотни стиральных машин. Они стояли в два яруса. Нижний ряд дался нам легко. А вот вверху пришлось попыхтеть. Дело в том, что определённая группа товара должна стоять по цене, то ли по возрастанию, то ли по убыванию. Покупатель «с деньгами» обязан увидеть дешёвый товар, чтобы добраться до «своего», а покупатель «без денег» – наоборот. Вдруг захочет приобрести в кредит!

Бессмысленность нашей работы заключалась в том, что, продав хотя бы одну стиральную машинку, приходилось перетасовывать чуть ли не весь ряд. Как в игре «пятнашки». Одно дело – мелкий быт: раз-два – и готово! Другое дело – тяжёлый товар.

Когда мы вышли с Селивановым покурить, завершив работу, нас Владимир Евгеньевич снова оштрафовал. Оказались в неположенном месте.

Он сделал пометку в своём блокноте.

Затем спрятал его во внутренний карман пиджака. Я подумал, надо у него этот блокнот украсть.

Ближе к закрытию, я так и поступил. Владимир Евгеньевич зашёл в кухню выпить кофе. Снял пиджак, повесил на крючок. Было душно.

Я последовал следом за ним, чтобы взять кружку, набрать воды. Он в это время находился ко мне спиной.

Рука молниеносно нашла блокнот.

В туалете я разорвал блокнотные записи на мелкие кусочки. Смыл в унитазе. (Кнопку сливного бачка пришлось нажимать несколько раз, чтобы избавиться от улик.)

Как потом выяснилось, своим «воровством» я уберёг не только себя и Селиванова от штрафа, но и многих других. Один раз в неделю Владимир Евгеньевич подавал сведения Фастфуду о нарушениях всего коллектива. Тот в свою очередь все «писульки» старшего менеджера отдавал Александре Александровне. Она начисляла зарплату, вычитая штрафы. Хоть директор говорил, я могу штрафовать – делал он это чужими руками. И Володя правильно сказал, что надо опасаться Владимира Евгеньевича, а не Анатолия Николаевича. Но, с другой стороны, всё руководство магазина имело один механизм системы наказания.

Не удивительно, что это был целый конвейер, а я нарушил его работу. Но лишь на короткое время.

На работу я опоздал.

– Штраф двести пятьдесят рублей. Выписываю, – сказал Фастфуд.

Когда предприниматель задерживает зарплату, или платит меньше, чем ты заработал, или, хуже того, штрафует (всё наказуемо, незаконно), я понимаю: предприниматель хочет решить свои проблемы за мой счёт, хочет подчинить своему влиянию. А это то самое унижение человеческого достоинства, за которое бьют в лицо. Но я решил всё же обходиться без жёлтых, а тем более красных карточек. Стоп-кран!

– Почему опоздал? Объяснительную записку писать пока не будешь. Опоздал ты, Виталий Иванович, на десять минут. Но мне интересно, почему? Почему ты пришёл позже меня?

Сказать правду, что я вчера кирял и поздно лёг спать? Это не оправдание.

И я сказал правду, но добавил несколько ярких красок, чтобы общая картина не получилась слишком мрачной:

– Жена в отпуске, уехала к маме, в другой город. Обычно она меня будит, а не будильник, а я вчера решил расслабиться, пивка выпил. Проснулся позже, чем обычно, поспешил на работу. Увидел женскую задницу. Хорошую задницу! Пошёл за ней. Минуты через три очнулся – иду не туда…

– Всё ясно, продолжать не стоит… – перебили меня. – Иди, переодевайся…

Я уже выходил из кабинета, когда Фастфуд спросил:

– Хоть познакомился?..

– Зовут Татьяна, – назвал первое пришедшее на ум женское имя.

В складе встретился Володя.

– Директор тебя спрашивал.

– Уже нашёл.

– Всё хорошо?

– Штраф и лёгкий испуг.

– Без вони?

– Чисто. Вчера просто чуть трезвым спать не лёг.

Я получил свой первый выходной день. Рабочая неделя длилась не пять, а семь дней.

Всего сутки, чтобы отдохнуть! Как мало мне надо, оказывается.

В былые времена выходной проходил так: проснулся, позавтракал – стемнело.

Здесь и сейчас ничего не изменилось.

Я пошёл к Геннадию Гофману, в мастерскую. Зашёл в гипермаркет «Магнит». От работы горб, от пива пузо. Я выбрал водку. Самую дешёвую. Закусь.

Гофман был художником. И наркоманом. Рисовал маки, только маки. Нигде не работал. Жил на проданные картины. Иногда ему удавалось продать несколько картин. И он опускался на дно, творчество исчезало в бескрайнем море алых маков.

Когда я к нему зашёл, то сразу утонул в сигаретном дыме – так было накурено в его мастерской. В углу, на кушетке, лежала голая девица, спала. На журнальном столике вместе с палитрой, кисточками и краской стояла открытая бутылка вискаря, алкоголя в ней почти не было. Видимо, картины продавались.

Я дополнил натюрморт, поставил бутылку водки на журнальный столик, выложил закусь.

Гофман сидел в кресле-качалке, укрывшись пледом. Глаза закрыты. Во рту сигарета. Она дымила. Я вытащил сигарету из его губ, затушил в пепельнице. Сел на диван напротив.

Гофман открыл глаза.

– О! Витас! – только и сказал он.

– Творческий процесс? – спросил я и посмотрел на голую девицу. Та не просыпалась.

– Жизнь идёт своим чередом, как видишь.

– А это кто? – я кивнул головой в сторону спящей девушки.

– Лера, кажется. Она считает, что её недостатки это её достоинства. Я так не считаю. Она любит выпить и поспать. Не трогай её.

– Вроде ничего так, даже спящая…

– Я же говорю, это достоинство недостатка… Сам как?

– Работаю. Жена скоро должна приехать из отпуска.