Сергей Жадан - Anarchy in the ukr

Автовокзал не работал. Когда я был тут последний раз, то есть несколько лет назад, он уже еле тлел, две трети рейсов уже тогда не функционировало, село было отрезано от цивилизации, да и цивилизацией все это назвать было трудно; кресла и скамейки были полуразрушены, дерматин с них был содран, и громкоговоритель тревожно молчал. Но тогда, во всяком случае, еще работало кафе, где продавались старые, аскетические пирожные и ярко-неуместные в этих строгих декорациях чупа-чупсы. Я как-то рассчитывал на это кафе, на эти чупа-чупсы, в принципе чупа-чупсы мне были до одного места, но я себе думал — о’кей, пусть село отрезано от цивилизации, пусть содран дерматин, да пусть даже громкоговоритель не работает — я переживу, я переживу без громкоговорителя, честное слово, но кафе-то, кафе, курва, должно работать, а где есть кафе, там уж какая-никакая культурная жизнь — водка, котлеты, проститутки, хоть что-то, хоть какое-то электричество и коммуникации.

Но откормленная туша капитализма проигнорировала эти суровые хлеборобские места, какие уж тут чупа-чупсы — вокзал не работал, на дверях висел замок и надеяться просто было не на что. Мы обошли темное сооружение и вышли на трассу. Под зданием вокзала стояла фура, очевидно, дальнобойщики отсыпались до утра, чтобы проснуться и с новыми силами пробиваться в Ростов или на Кубань, отрабатывая свои бабки, развивая свой бизнес, навстречу своей мечте, навстречу своей смерти.

И вот мы стоим почти на выезде из города, метров за сто от нас железнодорожный переезд, и трасса, возле которой мы остановились, такая черная, что, если было бы не в лом, я вернулся бы назад на железнодорожный вокзал — поближе к людям, поближе к цистернам с метиловым спиртом, поближе к духу Владимира Николаевича, который время от времени должен был бы пролетать над железнодорожным узлом, заворачивая на свою Третью Роту и тяжело вздыхая наверху от воспоминаний о санитарных вагонах и третьей крестьянской революции. Сейчас где-то около пяти утра, мы падаем на землю под чьим-то забором, в доме за закрытыми окнами работает телевизор, странные люди, думаю я, живут в этом городке, без кафе и громкоговорителя, без проституток и чупа-чупсов, сидят по домам, позакрывались, суки, на все замки и смотрят телевизор до самого утра, что они смотрят? что их интересует? последние новости? что они хотят услышать в последних новостях? чего они ждут от этого мира, прячась от него за закрытыми дверями и забитыми наглухо окнами? — что им, в свою очередь, может показать этот мир, что мир приготовил для этих странных людей, которые смотрят телевизор в пять утра? баскетбол? точно, наверное баскетбол, что же еще, как не баскетбол. И тут откуда-то из-за здания вокзала выходит странное существо, ночной мутный мужик, сумеречный проспиртованный мотылек, который, как и мы, замечает фуру, крутится возле нее, не осмеливаясь подлететь ближе, и вдруг видит нас. О, думаю, этот, наверное, не любит баскетбол, интересно, что он любит.

Ребята, говорит он нам, ребята, — где тут можно ебнуть? Ебнуть? переспрашиваем, да, говорит он, ебнуть, где тут можно ебнуть в пять утра? наверное, тоже Приезжий, судя по полной дезориентации и здоровым желаниям, на железнодорожном можешь ебнуть, говорю ему, а тут? а тут — нет, тут не ебнешь, видишь, все закрыто, все баскетбол смотрят, а как к железнодорожному пройти? иди по рельсам, говорю ему, вон переезд, иди налево, пройдешь минут двадцать, там будет железнодорожный. Там можно ебнуть. Только не иди направо, говорю — на Донбасс выйдешь.

И уже когда он пошел, я подумал — что на самом деле искал этот чувак в пять утра на автовокзале? неужели действительно ебнуть хотел? неужели это не маньяк, не сумасшедший, не серийный убийца дальнобойщиков? дивны дела твои, отче, какие бессмысленные знакомства готовишь ты для нас в наших не менее бессмысленных перемещениях, через час подъедет первый автобус на Луганск, мы попадаем на задние сиденья и проспим наши 60 километров до следующего городка, вообще — проспим, все, что можно было проспать, вряд ли что-то от этого действительно потеряв.

Масоны в быту.Еще один город-герой, пристанище подростковых мечтаний и темных страстей, что разъедают изнутри совесть и порядочность его жителей, около 40 тысяч населения, четыре средних школы, в одной из них я учился, церковь XIX века, обитая жестью, или как это называется, черт — церковь, обитая жестью, это звучит; восстановленный монастырь — во времена моего детства там стояла воинская часть, в конце 80-х из ГДР вернулась семья моих одноклассников-близнецов, их папа был офицером и служил именно в той воинской части, чуваки между тем учились в музыкальной школе по классу баяна, баян, я имею в виду музыкальный инструмент, был у них один на двоих, они хорошо играли в футбол, много для их подросткового возраста курили, слушали привезенный из ГДР Accept и рассказывали всем про ГСВГ, гэ-сэ-вэ-гэ, сыны полка, редкостные засранцы были, папа их регулярно строил, однако пользы от этого было мало; и что теперь — где офицеры? где гауптвахта? где дембеля и гэ-сэ-вэ-гэ? что делается с нашими вооруженными силами, религиозный, блядь, дурман; кроме четырех школ есть стадион, банк, конторы и элеваторы, ну, это уже традиционно, господь основал эти городки и построил в каждом из них элеваторы, давайте, хуярьте — это все, что от вас требуется; помню какой-то путеводитель по Луганской области, которая тогда еще нормально называлась Ворошиловградской, там даже на обложке был изображен грузовик с пшеницей под элеватором, почему-то врезалось в память, хлеборобские районы, полные хлеба и молока, парадайз для всех фашистских захватчиков; так, поехали дальше — несколько кинотеатров, общежития пэтэу, ремонтный завод, железнодорожный вокзал. На улицах много песка и абрикосов, абрикосы падают в песок, их даже не подбирает никто, целые улицы, засыпанные абрикосами, так и смотришь, чтобы не наступить на них и не сделать больно. Из выдающихся горожан, если не считать парт- и хозактива, можно вспомнить сумасшедшего писателя Гаршина, который тут неизвестно чем занимался, но известно как кончил. В свое время Старобельск даже был столицей Советской Украины — в 43-м, когда совки двигались на Запад, он был одним из первых освобожденных украинских городов, ясное дело, что за воинскими частями сюда сразу же набилась куча разной кабинетной шлоебени, которая при отсутствии в своем подчинении более пристойных населенных пунктов решила провозгласить столицей именно наш городок. Сам факт освобождения города был до непристойности раздут и демонизирован — куча обелисков, мемориалов, ветеранов в медалях, хотя на самом-то деле все серьезные бои на этом направлении велись в районе Донбасса, там было за что драться — черное золото, уголь, шахты, что осыпались на головы неприкаянных горняков, это тебе не элеваторы; в самом Старобельске дело ограничилось каким-то румынским караулом, героическими танкистами, которые давили замурзанных румын, докучливыми подпольщиками и множеством коллаборационистов, ну, ведь надо же было из всего этого сделать что-то соответствующее великому духу эпохи, потому что некрасиво получалось — столица Украинской ССР и какой-то замурзанный румынский караул, куда выгоднее в имиджевом плане рассказывать о жестоких боях на подступах к городу и показывать нам, школьникам младших классов, еще живых, но уже без сознания от народной любви ветеранов в медалях, которым только дай слово — они тебе расскажут, и про родную землю старобельщины, к которой они припадали своими растроганными сыновними устами, и про штурм Берлина, в котором они принимали решающее участие, будут говорить, вытирая рукавом скупую чекистскую слезу и бессовестно переигрывая в самых интимных местах, с детства не люблю ветеранов, все эти ветераны, они вели себя как бляди на первом свидании — требовали цветов и духовых оркестров, лезли на сцену и пускали сопли, говоря про кобу, настоящие солдаты так себя не ведут, одним словом. Между тем ни одна сука не рассказала мне во времена моего детства про лагеря с интернированными польскими офицерами, которых расстреливали здесь в 39-м, или про еврейские массовые захоронения, на месте которых построили парк культуры и отдыха — это тебе не штурм Берлина и не замурзанный румынский караул. Для меня было неожиданностью, что в Польше, оказывается, много кто знает о существовании этого самого Старобельска, именно из-за тех офицеров, так что особо и не похвастаешься, откуда ты родом, это то же самое, что хвастаться, что ты родом из окрестностей Бухенвальда, скажем.