Алексей Ручий - Песни-Танцы

Собственно, офис ООО «Теремок» скрывался в пятиэтажном блочном здании, своим величием намекавшем на номенклатурное советское прошлое; вполне возможно, что еще лет двадцать назад тут располагался какой-нибудь райком или горком. Сейчас же этот памятник правителям ушедшей эпохи был переоборудован под нужды власти новой: коммерсантов, все пять этажей занимал бизнес-центр.

Я вошел внутрь сквозь стеклянные крутящиеся двери и оказался в просторном холле. Прямо по центру располагался ресепшн, за которым были установлены турникеты, ограничивающие доступ в недра бизнес-центра, за турникетами блестели серебристые двери лифтов.

На ресепшене меня попросили позвонить в офис «Теремка» по внутреннему телефону, чтобы их сотрудник спустился за мной. Я так и сделал. Минут через пять из лифта вышла блондинка с пышными формами – по мою душу. Мне выписали разовый пропуск, и я прошел через турникет вместе с ней. На лифте мы поднялись на четвертый этаж.

Офис «Теремка» почти не отличался от нашего: как две капли воды похожий ресепшн, такие же отсеки для менеджмента, бухгалтерии, отдела ИТ и отдела кадров. За перегородкой что-то вроде переговорной и кабинет директора. Такой же гул голосов, пытающихся перекричать друг друга, такая же тотальная иллюзия деятельности, такая же пустота, в сущности.

Я вручил свой груз их руководителю отдела ИТ – тощему патлатому парню примерно моего возраста. Он бросил взгляд в пакет, удостоверился в содержимом и отнес его куда-то в недра офиса. После этого вернулся.

- Тебе, наверное, накладные надо подписать?

- Не помешало бы.

Он поковырялся в карманах, извлек оттуда шариковую ручку и один за другим проставил свои размашистые автографы в моих накладных.

- Тут еще ваш экземпляр лицензионного договора.

- Это я подписать не могу, это генеральному директору надо отдавать, а его сейчас нет.

- Ничего страшного. Тогда подпишите потом, когда он будет, и вышлете копию по факсу.

- Договорились.

- Все, тогда я пошел.

- Давай. Если что – к вам еще можно обращаться?

- Безусловно. Телефон наш знаете.

Мы пожали друг другу руки. Он исчез, а я направился к выходу. Блондинка с формами, оказавшаяся их секретаршей, на ресепшене одарила меня скупой улыбкой:

- Дорогу назад сами найдете?

- Найду. Меня внизу выпустят без проблем?

- Без проблем. Только пропуск не забудьте сдать.

- Хорошо, не забуду. Где у вас тут туалет?

Она показала мне, как отыскать туалет на этаже. Я поблагодарил ее и, попрощавшись, покинул их офис.

Туалет бизнес-центра ничем особым меня не поразил. Разве что на одной из кабинок какой-то шутник вывел маркером надпись: «Кабинет исполнительного директора». Я юмора не оценил. Это было куда ближе к реальности, чем думал даже сам автор сего граффити.

Оказавшись на улице, я закурил. Мой рабочий день, по сути, был окончен. Правда, предстояло еще проделать неблизкий путь назад в город. Перехватив сигарету пальцами правой руки, я пошел в сторону вокзала.

По пути заглянул в магазин и взял бутылку минеральной воды и пакетик чипсов. Убрал их в пакет и продолжил свой путь. На улице существенно потеплело: солнце припекало уже совсем по-весеннему.

Думая о приближающейся весне, я вернулся на вокзал, откуда начал свой путь. Колпино в моей памяти почти не оставил воспоминаний о себе. Возможно, следовало приехать сюда в другое время года; зимой город казался безликим, даже несмотря на то, что с неба старательно лупило своими лучами уже почти весеннее солнце.

Еще через пятнадцать минут я погрузился в электричку и отбыл в направлении города. Вагон был полупустой, я опять сел к окну. Достал из пакета минералку и чипсы.

Отправляя чипсы в рот, я вновь думал о бессмысленности. Бессмысленность, становящаяся системной, преобразуется, как это ни парадоксально, в смысл. Мир безостановочного товарооборота бессмыслен по сути, но если принять за смысл непосредственно сам товарооборот, то и мир наполняется смыслом. Смысл этот мерзкий и скользкий, но при этом легко и удобно усваиваемый человечеством. Словно смерть, выкашивающая своей косой целые города с одной целью: утверждением смерти. Мы покупаем для того, чтобы продавать и наоборот. Кажется, эти ценности давно заменили нам даже религию.

Человечество само плодит бессмысленность. Эта бессмысленность, совершаемая систематически изо дня в день, приобретает статус смысла, а со временем и замещает все остальные смыслы. Мы потребляем исключительно ради потребления. И тем самым уничтожаем в себе саму основу жизни и человечности. Мы – самые хладнокровные из убийц. Охотники за головами охотников за головами…

По вагону один за другим сновали торговцы-всем-что-вам-угодно. Их голоса сливались в один мощный громоподобный рык, который гулкими раскатами отдавался в барабанных перепонках: «Покупай!», «Потребляй!», «Уничтожай!» Мы все были всего лишь винтиками одной огромной системы потребления.

- Чего они от нас хотят, сынок? – обратился ко мне сосед напротив, пенсионер с изъеденным морщинами лицом и орденской планкой на груди, указывая на вездесущих торгашей.

- Чтобы мы покупали их товары, отец.

- Но зачем?

Дед попал в самую точку. Будучи порождением совершенно другого мира, другой системы координат и ценностей, он искренне не понимал законов мира нынешнего.

- Да, в принципе, незачем, просто так.

- Вот-вот. Все у них просто так, - завелся пенсионер, - купи просто так, съешь просто так, живи просто так. Куда мир катится?

- Никуда он не катится, отец. Уже прикатился.

Пенсионер не унимался. Он остановил идущую по проходу женщину-торговку:

- Что вы продаете? – спросил он.

- Мороженое. Желаете?

- Упаси бог, - дедуля почти закричал, - зачем вы это делаете?

Торговка пожала плечами:

- Не хотите – как хотите. Зря только людей отвлекаете…

- Вы – не люди, - резюмировал пенсионер так, что примолк весь вагон.

- Сумасшедший какой-то!.. - поспешила удалиться торговка.

Я прикинул, мог ли быть старик сумасшедшим. Скорее всего – нет. Даже наоборот. Сумасшедшими были все мы: мы покупали и продавали вещи, которые были нам не нужны, вообще никому не нужны. А старик был нормальным. Он не плодил бессмысленность и потому просто не понимал, почему она захватывает мир.

А она захватывала. Она ползла отовсюду: стальными клешнями телевизионной рекламы, вездесущими щупальцами супермаркетов, ощеренными жвалами менеджеров по продажам. Она потребляла нас, так же, как мы потребляли всю эту ненужную нам продукцию. Она переваривала нас и превращала в продукт. Чтобы продать нас дальше…

Через сорок минут я прибыл на Московский вокзал. Вышел из электрички. Покурил, глядя на идущий мимо поток людей. Еще раз подумал о смысле. Потом о доме. Снова о смысле…