Сергей Жадан - Красный Элвис

Они сидели на полу в комнате Вики и пили портвейн, купленный в ночном магазине.

— Скажем, моя героиня говорит: «Обожги меня огнем своей страсти!» Я не совсем понимаю, что здесь имеется в виду.

— Все просто, — отвечала ей Вика, — они же швеи, это профессиональные разговоры.

Через какое-то время Валюня взял весь отснятый материал, сказал ждать и не волноваться и полетел в Милан на встречу с координаторами программы.

Съемочный график был безнадежно нарушен, новости от Валюни не приходили, и съемочную группу охватили тревога и недобрые предчувствия. Марта вернулась к своей детской утренней программе, Вика приходила к ней на записи, сидела в студии и игралась мягкими игрушками, отрывая им уши и хоботы. Гавриил томился без работы, пару раз брался за халтуру, побывал на собрании анонимных алкоголиков. И хотя особого отношения к истории это не имеет, но случилось это приблизительно так.

Однажды утром он встретил в госпромовской столовой Боткина. Боткин, так же как и Гавриил, принадлежал к постоянным клиентам столовой, ему здесь тоже наливали в кредит. И, увидев Гавриила, он заулыбался ему, как лишь постоянный клиент может заулыбаться другому не менее постоянному клиенту. Они сели за столик, и после этого между ними завязалась непринужденная беседа — о курсах валют, об обвалах на биржах, об энергоносителях и коррупции в органах власти, одним словом, о чем могут говорить два интеллектуала, которые еще не выпили свою утреннюю водку. В частности, Боткин говорил о своем здоровье, сказал, что в последнее время серьезно за него взялся, и призвал Гавриила сделать то же самое.

Тут нужно сказать, что Гавриил годился ему в сыновья. Боткин, по паспорту Товстуха Евгений Петрович, был старым битником и диссидентом, так сказать колючим обломком шестидесятничества, но имел широкую натуру и легко переходил со всеми на «ты». Всю свою сознательную жизнь он работал участковым врачом, поэтому был прозван Боткиным и пользовался авторитетом в разных странных компаниях. Квартира его, в которой он, как истинный диссидент и обломок шестидесятничества, убирал редко, была завалена макулатурой и мусором. В книжном шкафу на почетном месте стояло фото Евтушенко. На обратной стороне фото была надпись: «Дорогой Жене от поэта Евтушенко с душевным приветом». Боткин утверждал, что фото подписано именно ему. «Да! — кричал он оппонентам, которые ему не верили. — Мне! Вот тут и написано: „Дорогой Жене“! „От поэта Евтушенко“! То есть мне, Евгению Петровичу Товстухе!» Боткин утверждал, что маэстро непосредственно подписал фото ему после одного выступления в мятежные шестидесятые, но был на тот момент в таком свинском состоянии, что отреагировал лишь на знакомое ему сызмальства имя.

Выйдя на пенсию и оставив по себе необычайно пеструю и многообразную клиентуру, Боткин вдруг взялся за собственное здоровье. Причем взялся он за него нетрадиционными методами. «Я знаю, что такое советская медицина, — кричал он оппонентам, — поверьте мне, я проработал в системе около сорока лет. К врачу я пойду, только если меня укусит ядовитая змея». Вместо этого Боткин увлекся йогой, диагностикой кармы и тантрическим сексом. К тантрическому сексу он, впрочем, быстро охладел. Меня, говорил, и обычный-то секс не интересует, что и говорить о тантрическом. Наконец кто-то посоветовал ему записаться на курсы анонимных алкоголиков. Он подумал и записался. «Что вы мне говорите, — кричал он оппонентам, — я сам врач, я знаю целительную силу самоанализа». Пить он при этом, ясное дело, не бросил, говорил, что все эти курсы ему нужны лишь для аутотренинга, а прежде всего — для лучшей диагностики кармы. Теперь он все это рассказал Гавриилу и даже предложил пойти вместе на очередное заседание анонимных алкоголиков.

— Ты пойми, — кричал он Гавриилу, — ты даже не представляешь, что у тебя между чакрами делается! Ты бы пришел, послушал умных людей.

— А что за публика на эти курсы ходит? — поинтересовался Гавриил.

— Нас много, — объяснил ему Боткин, — публика интеллигентная, там еще бар есть.

Курсы проходили в актовом зале Дворца пионеров. Стол был накрыт красной скатертью, окна наглухо задраены тяжелыми шторами. Анонимные алкоголики приходили по одному и молча занимали места подальше от сцены. Поддатый Гавриил попробовал сразу же включить камеру, но к нему подошел дежурный ответственный, назвался Юлием Юрьевичем и попросил камеру выключить. «Вы что, — сказал он, — нельзя! Этим вы нарушаете анонимность наших алкоголиков». Гавриил слегка растерялся, но Боткин потащил его в первый ряд. «Тут удобнее, — сказал он, — и нас все будут видеть». Гавриил еще удивился, в чем здесь, мол, преимущества, но алкоголики понемногу собрались, и можно было начинать. Последним привели недовольного вида молодого анонимного алкоголика. Его сопровождали два сержанта, и глядел он на всех недобрым взглядом.

— Ну что ж, — сказал Юлий Юрьевич, — давайте встанем и возьмемся за руки в знак солидарности.

Все встали. Гавриил взял за руку Боткина, сержанты взяли за руки задержанного анонимного алкоголика. Тот попробовал оказать сопротивление, но сержанты свое дело знали.

— Вот и славно, — сказал Юлий Юрьевич, — прошу всех присаживаться. Кто начнет?

Руку поднял один из сержантов.

— Юлий Юрьевич, — сказал один из сержантов, — можно мы? У нас режим.

— Ну что ж, — сказал ему Юлий Юрьевич, — назовитесь, кто вы?

Задержанный молчал.

Один из сержантов не выдержал и толкнул его. Задержанный перевел на сержанта тяжелый взгляд, повернулся к Юлию Юрьевичу и начал:

— Я Алик Заика.

— Привет, Алик Заика, — дружно прокатилось по залу.

Алик снова замолчал, один из сержантов еще раз его толкнул.

— Я — анонимный алкоголик, — снова подал голос Алик.

— Хорошо, Алик Заика, — прокатилась по залу еще одна волна общей приязни.

— Расскажи нам свою историю, Алик, — обратился к нему Юлий Юрьевич.

Алик подумал и сказал такое:

— Двадцать шестого мая этого года в восемнадцать часов тридцать минут, пребывая в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести, я совершил дерзкий угон служебного автомобиля марки «ЗиЛ», принадлежащего торговой фирме «Морозко», в результате чего вышеуказанная торговая фирма понесла материальные и финансовые убытки в размере трехсот пятидесяти килограммов мороженой рыбы, расфасованной в брикеты. После этого, пребывая в том же состоянии, я осознал меру своей вины и решил добровольно сдаться в руки законной власти. Вследствие чего, потеряв управление автомобилем марки «ЗиЛ», я въехал в информационный щит с наглядной агитацией, принадлежащий районному отделу внутренних дел Киевского района города Харькова. Последствием этого инцидента стала несанкционированная выгрузка на территории отделения морепродуктов фирмы «Морозко», то есть вышеупомянутых трехсот пятидесяти килограммов мороженой рыбы.