Елена Георгиевская - Инстербург, до востребования

— Это потому, что я раньше часто возмущалась. Надоело. Всё равно толку нет. Кому в Германии нужны мои неврозы?

— Ну да. В Германию уезжают юберменши без неврозов и совести. А шлимазлы вроде меня остаются здесь.

— Почему ты заговорил об этом?

— А почему ты спрашиваешь?

— А почему ты говоришь тоном упрёка, будто мы тебе что-то должны?

— А почему люди вызывают меня для элементарных вещей типа определения почтового адреса по IP, как будто сами не могут это сделать, это же проще, чем розетку починить, — и при этом говорят со мной тоном упрёка и превосходства, будто они нобелиаты бродские, а я долбаный нищеброд?!

— Хватит, — сказал Миша, проходя в комнату. — Я у себя дома или на форуме кащенитов?

— Ты чё так долго? — переключился на него Виткинд.

— Да мать роется в моих вещах, из-за неё не мог найти один диск. Охуеть просто. Всё теперь на хуй запру.

— Итак, — торжественно сообщил Сергей, порывшись в интернетах. — Смотрите. Это его жена, зам директора вильнюсского предприятия по оптовым продажам опиума и мескалина. Эта их дрянь называется как-то иначе, но мне не выговорить.

— Боже, — тихо сказал Миша. — Я бы умер.

— Слушай, это правда пиздец, — сказала Ася Виткинду. — Это же какая-то… Галя Ройтман.

— Я тебя убью, — пообещал Миша.

— Ребята, — нервно сказал Виткинд, — давайте вы будете заниматься своими БДСМ-развлечениями без меня… Да, я бы тоже умер. Его предыдущая жена весила всего восемьдесят пять при росте сто семьдесят. А возможно, мы все трое ни черта не понимаем в женщинах. Кстати, Марк мне написал, что они с женой здесь, так что можете пообщаться.

— Нет, спасибо. Я и раньше с ним общаться не хотел. Ни черта не понимает в каббале, один претензии.

— Истинная каббала и поиск богатой толстой жены несовместимы. Грёбаный брод, что же ты такое слушаешь, Миша? От этого я бы тоже умер. У вас нет закурить?

— Разве что вот, — Ася протянула ему лотосовую сигарку.

— Это откуда?

— Видела Элину Ровенскую в спортзале, она поделилась.

— Ну, ты нашла с кем общаться, я скажу, — хмыкнул Виткинд, отрываясь от монитора. — «Человек, жизнь которого изобиловала сомнительными приключениями, человек, неизвестно откуда взявшийся; вдобавок, несмотря на изысканность манер, человек грубый»… Надоели оппозиционеры. У меня начальник набрал полный отдел молодых придурков. Какие-то анархисты, либертарианцы, работать не хотят — сидят и гадят в ЖЖ.

Когда-то Виткинд сам вёл журнал, в котором основную массу комментариев собрала запись, сделанная после развода с женой: «Женщина должна помнить, что её пизда должна быть, как раковина жемчужины, а не как грязная кухонная раковина, куда сливают жир, заварку и прочие помои». Ася прокомментировала эту сентенцию со свойственной ей лаконичностью: «Ну и мудак же ты, Виткинд».

— Серёжа, — предупредила Ася, — ты ведь сейчас пойдёшь. Это я тебе как оппозиционер со стажем говорю.

— Хорошо, пойду. И будете сами искать свою хуйню. Миша, я, честное слово, не понимаю, что в этом сложного.

— Настоящий мужчина должен идеально разбираться в технике? — насмешливо спросил Миша.

— Ты бы выключил уже это… как это называется… я не могу под это искать, всё путается в башке.

— Это Манфредини, если тебе интересно.

— Нет, не интересно. Прости меня. Как вы это слушаете, я не знаю.

— Хорошо. Пеняй на себя.

Миша порылся в тумбочке, поменял диск, установив при этом громкость на 35, и открыл окно. Дремлющая на скамье дебелая тётка пришла в себя и в ужасе воздела глаза к балкону третьего этажа, откуда раздавался визг украинской рок-певицы Ирены Карпы, известной в узких российских кругах не с лучшей стороны:

— Всё, — решительно произнёс Виткинд, вставая с места. — Ищите сами свою хуйню.

— Что-то не так? — спокойно спросил Миша.

— Всё так. Извини, что потревожил.

— Не надо у меня дома хамить моей жене.

— Я твою жену знаю лет пятнадцать.

— Ты считаешь, что это повод ей хамить?

— Зашибись, меня обвиняет в хамстве и хуйне человек, которого я когда-то устраивал на работу.

— Никуда ты меня не устраивал.

— Это к дяде Саше я тебя не устраивал? Он просто не согласился, несмотря на меня. У тебя, Миша, всё не по-человечески, поэтому нормальные люди не берут тебя на работу.

— Да, я давно уже работаю с ненормальными. Они мне не хамят, как ты.

— До свидания.

Ася, проигнорировав мрачный взгляд мужа, пошла провожать Сергея до автобусной остановки: его машину на днях помял какой-то анархист, презирающий ПДД.

— Нет, я могу понять, зачем писатели общаются с психами, это им для вдохновения надо, — пустился Виткинд в литературоведческие рассуждения, — но ты-то какого хера собираешь вокруг себя ебанат, как Юля Фридман?

— Молодец, знаешь, кто такая Юля Фридман, — язвительно усмехнулась она. — Бери конфетку.

— Я хочу услышать ответ, а своими конфетками подавись.

Конечно, ответа он не услышал.

Умная женщина сама должна понимать, когда можно завязывать отношения, а когда нет. Она не должна быть как мужики, которые вечно лезут, когда их не просят. Ей кажется: если я хочу с ней переспать, то она может взять меня себе насовсем. А я не для такой, как она. Эта девочка об меня разобьётся, как стекло о бетон.

Если бы у неё были мозги, она бы всё без слов поняла. Но она мыслит, как ей велели мужики. Она и протестует по их схеме. Думает, что женщина, которая не ведёт себя так, будто её к другой женщине пожизненным клеем прилепили, — всем подряд доступная шлюха, с которой каждая будет трахаться, сколько захочет, а когда надоест — пошлёт. Она должна раз и навсегда усвоить, от каких людей ей надо держаться подальше.

Четыре часа ночи. Лестница усыпана окурками и увядшими ветками вербы. Алкашей и битое стекло из коридора кто-то убрал. Ася отперла дверь, пропустила спутницу вперёд.

— Мазохисткой меня сделал приёмный папочка, — продолжала исповедоваться Жанна, — спасибо ему. Он постоянно говорил мне: дура, у тебя всё из рук валится, ты умеешь только красиво пиздеть, из дома тебя выпускать нельзя, потому что тебя кто-нибудь убьёт. А изначально я хотела быть счастливой. Хочу делать то, что хочу, и чтобы всякие твари не наступали на горло.

Да, наш папочка — он может. Только во всей этой сумятице виноват не только он.

Ася внимательно смотрела на неё:

— А почему же ты не делаешь, что хочешь?

К её спокойному доброжелательному тону было трудно придраться, но в то же время было ясно, что на уме у неё что-то не то.

— Ну, знаешь, я всегда пыталась чего-то добиться, а это так или иначе связано с насилием над собой. И с течением времени попытки добиться своего переросли в самоистязание. Надо периодически расслабляться, не всегда надо заставлять себя делать то, что ты не хочешь, то, что ты ненавидишь делать. А я привыкла себя заставлять.