Сергей Герман - Фраер
- Название:Фраер
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Герман - Фраер краткое содержание
Раньше считалось, что фраер, это лицо, не принадлежащее к воровскому миру. При этом значение этого слова было ближе по смыслу нынешнему слову «лох».
В настоящее время слово фраер во многих регионах приобрело прямо противоположный смысл: это человек, близкий к блатным.
Но это не вор. Это может быть как лох, так и блатной, по какой-либо причине не имеющий права быть коронованным. Например, человек живущий не по понятиям или совершавший ранее какие-либо грехи с точки зрения воровского Закона, но не сука и не беспредельщик.
Фраерами сейчас называют людей занимающих достойное место в уголовном мире. Для обозначения простачка остались такие слова, как «штемп» («штымп»), «лох», «фуцан», «олень» и т. д. Фраера же нынче — это достойные арестанты, рядовые «шпанского» братства.
Битый фраер, злыдень, пацанское племя — умеющий за себя постоять, человек, которого нелегко провести, способный и умеющий дать сдачи.
Честный фраер или козырный фраер — это высшая фраерская иерархия, т. е. арестант, заслуживший уважение среди людей, с которым считаются, даже имеющий голос на сходняках, но все-равно не вор.
Диссиденты, «политики», «шпионы» — люди, заслужившие с начала 60-х уважение и почет в «воровском» мире — принадлежали к «фраерскому» сословию. А они зарекомендовали себя как «духовитые», то есть люди с характером, волей, куражом — теми качествами, которые ценятся в «босяцком» кругу.
Фраер - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Этапники угрюмо прошли мимо. Башей поправил на поясе дубинку. — Поменьше пизди! — Посоветовал он — Здоровее будешь!
Сегодня была смена капитана Алексеева.
Я ждал его — педантичного, тщательно выбритого, невозмутимого. Алексеев хорошо знал меня, я всегда чувствовал его расположение. В небрежно накинутой на плечи шинели он был похож на адмирала Колчака.
Я уже говорил ему об этом пару лет назад, когда после встречи Нового года стоял в клетке. В тот раз я попал в точку. Колчак был его кумиром. Алексеев объявил мне персональную амнистию и выпустил из клетки в отряд.
На этот раз всё было гораздо серьёзнее.
Я стою в клетке. Воняет мочой. Видно кто — то здесь обоссался до меня.
Капитан выписывает постановление. В конце коридора мелькает Женька. Его повели к кумовьям.
Снова бетонные серые стены.
Забиться бы в угол и завыть там по-волчьи от тоски. И так получить хоть чуточку сил.
Пять шагов от окна к двери, пять шагов назад — от двери к окну. Привычка, укоренившаяся во мне навсегда.
Может быть мне и в самом деле начать молиться?
Через трое суток дверь камеры открылась.
— Осуждённый, была команда «подъем! Встать!» — Дежурный по ШИЗО прапорщик Лаптев пнул по нарам.
На пороге, закрыв проём телом, стоял зам по режиму майор Бабкин.
Он только что вернулся из отпуска и сейчас с грустью думал о том, что сука — жизнь опять заставляет его с самого раннего утра разбирать косяки мелкоуголовной швали.
Бабкин смотрит на меня с нескрываемой грустью.
— Гражданин майор…
— Молчать!
Встревает Лаптев.
— Он вообще отпетый, товарищ майор!
— Не понял, — вздрагивает Бабкин.
— Вчера ночью через решку кричал. — Поясняет прапорщик.
Заместитель начальника колонии терпеть не может алкоголика Лаптева. Он морщится.
— Ладно, ладно. Иди! Мы тут сами разберёмся.
Когда Лаптев выходит, Бабкин осуждающе качает головой.
— Нашёл время по шизнякам сидеть, на воле дел невпроворот. Ладно, рассказывай, что случилось?
Я рассказал вкратце.
Александр Иваныч чертыхнулся.
— Блять, а без мордобоя было нельзя? Или ты все вопросы решаешь как тогда в кабаке?
Бабкин натянул фуражку на лоб, толкнул уже дверь, чтобы выйти, но снова остановился и сказал:
— Ладно, Бог не фраер. Разберёмся.
На следующее утро Бабкин пришёл снова.
— Допросил я твоего, Гену. Дал полный расклад. Даже бить не пришлось. Прямо не Гена, а Мата Хари. Выполнял поручение завхоза седьмого, дружбана твоего заклятого, Гири. Рассчитывали, что тебя снимут. А на твоё место поставят Гиляревского.
Ладно, из ШИЗО пока не выпущу. А то побежишь счёты сводить, дуэлянт херов!
Пока я парился на киче, освободился Асредин. Видно кто — то крепко хлопотал за него на воле.
Асредину пересмотрели приговор. Сбросили полтора года. Рано утром вызвали на вахту с вещами. Он ушёл и больше не вернулся. На следующий день подъехал к зоне на чёрной «Волге», в строгом костюме с галстуком. Что-то кричал, передавал приветы.
Говорят, что за рулём машины была какая то женщина. Крыса освободилась вместе с ним.
Больше я их никогда не видел.
В начале мая, через неделю после моего выхода из ШИЗО, в лагерь приехал суд: судья, прокурор, двое народных заседателей со скучающими равнодушными лицами.
Пели птицы. Ласково светило весеннее солнце.
Я всё — таки вышел условно — досрочно. Ошалевший от свободы, весны. Пьяный от счастья.
Всю последнюю ночь перед освобождением я пролежал с открытыми глазами, без сна. О том, что впереди, я не думал. Это было непостижимо. Четыре лагерных года стояли предо мной, и я вновь переживал каждый день, каждую минуту своего заключения.
Как новые впечатления мне нужно было пережить, чтобы никогда больше не видеть и не вспоминать лагерь? Как вырвать из сердца память о том, что я видел своими глазами?
Прощание было недолгим. Провожая меня Женька сказал:
— Завидую тебе… Весна! На воле из под юбок робко пробиваются голые коленки… Иди уже, ладно. Оставляй меня одного в этом жестоком мире! Надеюсь, пришлёшь хоть пачушку сигарет, как разбогатеешь!
За спиной захлопнулась железная дверь.
Тот, кто не сидел в тюрьме, никогда не поймёт человека, не сидевшего. Тот, за кем не захлопывались, выпуская на волю, тюремные двери, никогда не поймет красоты этого звука.
Кто на себе этого не испытал — не поймет.
За забором я провел четыре года одиннадцать месяцев и пять дней. И вот вышел на свободу.
Меня опять никто не встречал. Виталик не приехал.
Долгими и однообразными лагерными вечерами мы вместе мечтали о свободе, строили планы и клялись на «бля буду»!.. А вышли за ворота и за спиной остался только лязг железной двери.
Видимо, нашу дружбу крепила лишь бесконечная лагерная тоска.
В спецчасти худая прапорщица с желтыми кудряшками из-под зелёной пилотки сонно моргая выдала справку об освобождении. В бухгалтерии насчитали какие-то деньги. В зоне на них можно было купить тольку бутылку водки.
Это было все, что я нажил за тридцать три года. Возраст Христа. Время собирать камни.
Кассирша профессионально пересчитала тоненькую пачечку денег.
— Я предпочитаю крупные купюры. — Сказал я.
— Крупных нет — автоматически, откликнулась она.
Затем добавила, слегка повысив голос:
— Если вам что-то не нравится, обратитесь с заявлением. Его рассмотрят. Вам дадут ответ.
— Впервые за последние почти пять лет мне сказали — вы.
— А как скоро рассмотрят?
— Как положено, в течение десяти дней.
— Мне всё нравится — сказал я. — И вы в том числе.
После лагеря мне действительно нравилось всё.
Кассирша дёрнула выщипанными бровями.
— Ну, так берите деньги и идите! И не морочьте мне голову!
Я сгреб податливые мятые бумажки. Сунул их в карман.
— Зря вы так. — Сказал я напоследок. — Грубо! Между прочим, я не женат. Вполне мог бы составить вам счастье.
Я думал, что последнее слово останется за мной. Ошибся.
— Ты на себя в зеркало посмотри! — Услышал я в след. — На тебе же клейма негде ставить. Жених!
Боясь, что закручусь в суете и забуду о данном Женьке обещании, я тут же, в ближайшем киоске купил три блока сигарет и занёс их на хоздвор.
Юра Чиж, на автопогрузчике грузил картошку для зоны.
— Передай Женьке. — Сказал я. — Прощай Чижик!
Я шел по улице, раскаленной майским солнцем. Меня обгоняли дребезжащие трамваи. Навстречу мне шли женщины в коротких юбках и не было сил оторвать от них глаз. Шагали мужчины и их никто не сопровождал. Люди разговаривали, улыбались, смеялись и никому из них не было до меня никакого дела.
Я поднял глаза. Передо мной был дом, в котором жила мать Владика.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: