Дмитрий Калин - Книга россказней

В конце концов, не вытерпел Господь и, пока Агдам спал после возлияний, намял ему бока и, вынув ребро, смастерил женщину. Радовался вначале человек, но уже вскоре с грустью вспоминал, как хорошо было одному.

Отлучился как-то раз Господь по делам своим, строго-настрого приказав не рвать плодов древа познания. Не подозревали люди, что растут на нем не обычные фрукты, а созревают глаза.

Нашептал про них Гад женщине на ушко. Обольстилась она, сорвала и приложила глаз к лицу и увидела, как мир прекрасен. И осознав это, приставила другое. Рассказала она об этом мужчине, но не понял тот ее, ужаснулся и обещал пожаловаться Господу. Испугалась женщина, подпоила Агдама и привела к древу. Пока тот, пошатываясь, за ветку держался, наставила она ему глаза. Увидел впервые мужчина все прелести второй половинки и, не удержавшись, воскликнул: «Эх-ва»!

И изменилась человеческая природа прозревших. Слепым хватало и пищи, и питья, не ведали они ни страха, ни отчаяния, ни старости, ни смерти… Увидев же недозрелыми глазами то, чего не ведали, впали в грех, порок, и всего им было мало.

Вернулся Господь и застал Агдама с Эхвой в кустах, из которых они не вылезали, предаваясь утехам. Разгневался Он и выгнал из рая обоих. Мол, если вы такие умные, то сами обустраивайте землю, сами творите, сами плодитесь, твари мои эдакие! Заплакали люди, пошли куда глаза глядят. Увидели они, что мир несовершенен, и работы непочатый край. Казнил каждый из них себя, с горечью приговаривая: «И я добыл око». Из-за частого повторения сократилось слово, превратившись в «я-бл-око».

И сделались от страха глаза велики, и перевернулись, прячась от грубой и жестокой действительности. Выставленные слепой стороной наружу, они не смогли видеть происходящее вне. Рассмотреть что-либо внутри им не хватало времени – к темноте нужно привыкнуть. С тех пор зрачки беспрестанно вращаются в орбитах. Сориентировавшись и заметив лишь то, что хотелось, они переворачиваются, чтобы не увидеть лишнего.

О древнем изгнании остались смутные воспоминания, которые иногда проявляются в речи. И по сей день глаза называют глазными яблоками, не понимая истинной сути слов.

Одряхлевший ствол навалился, впечатывая в спину шершавые мозоли и вдавливая в затылок оплывность сгнившего сучка. Плети ветвей обнимали Дениса, заслоняя и отгоняя суетливую назойливость жизни. Прорывавшаяся реальность вталкивала через прорези век видения асфальта, изуродованного оспинами льда, волн почерневшего снега, семенивших ног и резины шипованных протекторов. Тень высотного здания пожирала и через мгновение выплевывала мчащиеся автомобили, испускавшие от испуга ядовитый бело-сизый дым. Воробей, заглядывая в глаза и выпрашивая подачку, проскакал возле Дениса и, не дождавшись, чирикнул и фыркнул крылышками. Оброненная им пушинка кувыркнулась к Сомову и завертелась между пальцев под пристальным взглядом. Прохожие его больше не интересовали. Не улавливая тонкостей окружающего мира, они процеживали внутренние сумерки в надежде найти что-нибудь стоящее, отличающее их от других. Но тщетно. В прозрачных головах царила мертвая пустота, не замутненная ничьим движением. Что творилось в телах, Сомов не мог разглядеть из-за одежды.

– Без сома в голове, – печально размышлял Денис. – И без любой другой живности. Причем все. Но есть вероятность, что их постояльцы не скачут с места на место, как Сема, а дремлют в определенном уголке. Ведь в Оле была какая-та «изюминка». Возможно, наступит время, вылезут рыбины и повернут глаза вспять. Но для этого должно произойти нечто особенное, что заставит осознать мир по-другому и пересмотреть жизнь. Вот только не поздно ли будет?! Говорят, человек меняется накануне смерти, хотя в моем случае причиной стал счастливый билет. А может быть, я действительно, помер?

Сомов завертел головой по сторонам и, для убедительности, ущипнул себя за нос.

– Ну, уж нет! Больно, и люди меня видят. Наверное, я застрял: и Туда не попал, и Сюда никак не вернусь. Ага, и состояние у меня предпризрачное…Час от часу не легче! Надо проверить тела остальных. Не все же люди одинаковые. Загорать сейчас рано – не май месяц, стриптизы еще не открылись… Пойду-ка я в баню, заодно и сполоснусь. Ты как, идешь?

Сема фыркнул, давая понять, мол, куда он денется.

Плечи поползли, взбираясь по шершавой коже ствола и выпрямляя тело. Денис повернулся лицом к дубу и едва не наткнулся на полусгнивший сук, торчащий над неглубоким, похожим на огромную слезу дуплом. В трухлявом кармане червились сплющенные ржавые окурки, кончиком носового платка выглядывал аккуратно сложенный пакет из-под чипсов, из трещин выпирали смятые проездные билеты.

– Дубровский имел сношение с Машей через дупло, – ни с того ни с сего пришла на ум цитата из сочинения двоечника. – А «дубы» – с дубами. Нашли урну! Небось, ни одного счастливого нет – иначе сразу бы сожрали.

Денис выковырял мусор, смахнув большую часть на землю. Сложил бумажки на ладони и стал поочередно расщелкивать в разные стороны. Готовясь к последнему щелбану, он вспомнил, что мусорить, в общем-то, плохо. Билет, избегнув полета, перекочевал в карман.

– Потом выкину. А пока в баню.

Но помыться Денису не удалось. Вместо того чтобы, как все приличные граждане, махать веником и пить пиво, он уселся в раздевалке и таращился на обнаженные тела. Странности посетителя сначала не замечали, но потом начали косо посматривать. Закончилось тем, что к Денису подсел пузатый волосатый мужичок и, положив руку на колено, предложил подзаработать денег. Сема беззвучно закудахтал, а Сомов засобирался, размышляя, дать «работодателю» в морду или нет.

Не дожидаясь, пока парень примет решение, мужик, вильнув задом, шмыгнул в помывочную.

– И на что я надеялся, – раздумывал Денис, бесцельно бродя по улице. – Кого пытался найти? Тупые, безмозглые существа, мешки, набитые костями, сосудами, мясом и дерьмом. Единственное, что может в них водиться, – глисты. Им там самое место! И сами люди – жрущие, пьющие черви, которые к тому же еще и гадят. День прожили, и ладно! Потом спохватываются: «Ах, я неправильно жил, ой, я ничего не успел сделать»… А кто мешал?! Вы же сами себе и мешаете! Нет большего врага для человека, чем он сам. Хотя… Я-то чем лучше?! Да ничем! Недоразумение, возомнившее, что мир крутится вокруг него и создан только для меня, мнящего о своей значимости и великом предназначении! Ерунда! Полная ерунда! Бессмысленное существование. Исчезни я сейчас, и ничего страшного не произойдет. Так на хрена я вообще есть?

Денису нестерпимо захотелось выпить. Остановившись у резного заборчика, он попытался сориентироваться, прикидывая, где находится ближайшая забегаловка.