Игорь Рыжов - Питерский битник

«Бульон с цыплятами» в пельменной на Марата. Похмельное воображение тут же рисует ужасную картину: тонущие в стакане бедные птицы, размером с ноготок!

Помнится, у меня в «Поднебесье» на пр. Художников, Алексанян, охранник группы «Спокойной ночи», озверев от вечного отсутствия закуси и, прислушавшись к шуму за дверью, приволок оттуда огромного кота.

Сходил за своим охотничьим ножом и удалился с продуктом к чердаку поближе.

Опосля принёс освежёванную тушку «а-ля кролик», отбил мясо на кухне и вымочил в уксусе.

Готовил сам.

После чего Аркашка Грек, глядя на то, как Антошка Кот, невинно поправляя очки с толстыми линзами, уплетает кошатину, произнёс:

— У, бля! Каннибал хренов! — и ушёл на кухню макароны хавать.

У меня во дворе пару лет тому бомж в чьём–то «Запорожце» разбитом жил.

Бывший «конкретный» бандюган до той поры, пока свои же его на бабки не поставили. Я ему периодически на «Льдинку» подбрасывал, так вот он счастлив был от такой жизни необычайно: хозяин машины на неё забил, хату у него отняли, жена — слилась моментально, менты на него плюнули, заботы — сведены до минимума!

Он был абсолютно счастлив, и напоминал мне моего соседа, Ваньку Воропаева, который в этой нирване, дай Бог, до сих пор существует!

ЛЮБИМОЙ.

Мне не спится. Я проснулся ненадолго: сейчас покурю — и обратно, а ты говоришь: «Зачем ты так много куришь?» Я неправ, я знаю, но ничего с собой поделать не могу. Может, я был создан в назидание желающим сделать свой посильный вклад в развитие табачной индустрии?

Всё это абсолютно не важно. Важно то, что я люблю тебя, и ты меня извинишь за это.

Ты сейчас спишь. Твои реснички порхают, перелистывая странички снов: добрых — ласково, а плохих — беспомощно. Это неважно, плохие сны уйдут и останутся лишь хорошие. Они почешут ласково тебе спинку и поправят одеялко моею рукой, не замерзай, солнышко!

Я рядом, я всегда с тобой рядом, и сейчас за нас с тобой я слушаю с улицы «Шр–р–р» уборочных машин и вслушиваюсь в такую редкую тишину.

Женька Джексон, по слухам, преподавал французский язык и обучал игре на фортепиано. Насчёт первого — ничего сказать не могу, поскольку сам не владею, а насчёт второго…

…Когда сносили Берлинскую Стену и всё это крутили по ящику, мы с ним под телегу посмотреть это дело совместно, прихватили пару авосек портвейна, плюс двух барышень, и отправились ко мне.

Ночного TV ещё не было, трансляцию действа с «Флойдами» и прочими дотянули часов до четырёх утра, а дальше смотреть было нечего, да и незачем.

Мы с моей уединились в соседней комнате, а душа Жени, словив драйв, требовала выхода наружу и он, оседлав винтовой стул, оккупировал пианино.

Какая может быть женщина в такой момент, когда естество поёт, море вина и инструмент рядом! Его сударыне только и осталось, что пить горькую до утра и слушать его экзерсисы. А мы…

Впервые было полное ощущение, что трахаешься в Филармонии! Хотя нет, вру: было ещё пару раз впоследствии, когда Костя Швейк или Сашка Владимирский ночевать оставались! Одного не могу понять — как соседи ментов не вызвали, может, тоже отмечали?

Я верю в молочного зажаренного поросёнка с хреном. Действительно верю, и знаю, что он существует.

Но у меня его нет.

Это так, начало.

Отношусь к религиозным праздникам (любых конфессий) с превеликим уважением, но не принимаю в них непосредственного участия. Отчего? Наверное, прожив ложной театральности в жизни, показушного прилюдного размашистого осенения себя крестом, особенно бывшим партаппаратчиком (или ныне действующим), да ещё по телевизору, у которого «Христос воскресе!» на подкорке автоматом сливаются со «Слава ….!».

Я не против веры, я против клира, против фальши, эрзаца.

«Литургия» — «Общее дело» (греч.).

«Коза Ностра» — «Наше дело» (итал.).

Настораживает.

Мой Бог — у меня внутри, как часть Единого. С Церковью меня роднят лишь некоторые обряды. Извиняюсь, ежели кого обидел.

….

Вот–вот, я не против воцерковления, это, в конце концов, сугубо личное дело каждого. Кому с чем легче и сильнее, в конце концов.

Все мы, в критические моменты жизни, всё–таки повторяем «Господи!», порой, даже не осознавая, как мы к Нему относимся, да и относимся ли. Всё это фигня, Он сам относится к нам, желаем мы того, или нет.

Я просто не приемлю, когда на этом варят бабки, да ещё пытаются липким пальчиком грозить: «А ты ещё не сдал своё последнее в мою мошну необъятную? Анафема тебе!».

Не моё это. Живу, как умею и верю тоже.

Потом всех рассудят, и тех, и меня, грешного. А уж за кем геморроев больше — не нам судить.

……………………….

Знаешь, сейчас задумался. По моим давним подозрениям, Господь всех рабов своих недостойных, но чем–то начинающих выходить за рамки обыкновения, сразу же прибирает к своим рукам. Примеров тому — числа нет. Резервация у Него Там, что ли?

Мера приближения к Совершенству — Смерть. Критерий долголетия — усреднённость. Гении здесь (к коим я себя, ни в коем случае не причисляю!) — обречены по мере достижения Совершенству.

А оно Ему здесь — не трэба. Дабы человек не загордился.