Ирвин Уэлш - Порно

Этот второй незнакомый парень, широкоплечий такой, мельком поглядывает на меня. Он похож на чуть более худосочную, менее здоровую версию самого Франко: тело накачано на тюремном железе — да, но потом заполировано наркотой и алкоголем. Его глаза — дикие, психопатические щелки, они как будто ищут, что бы испортить хорошего и к какой бы дряни примкнуть. Коротко остриженные волосы покрывают крепкую черепушку, по которой можно хоть целый день колошматить, и только пальцы себе отобьешь.

— Так ты и есть Псих, что ли?

Я просто смотрю на него, наливая пиво. Мое выражение — обнадеживающе неискреннее, вызывающее, когда молчаливое «и?» висит в воздухе и идет битва двух воль, кто — кого. Я молчу, жду, пока этот кретин скажет еще что-нибудь. Но я теряю контроль: все, что я получаю, — улыбка этого пройдохи, и кокаиновый кайф сходит на нет, и я думаю про тот сверток у меня в кармане, в куртке, что висит в офисе наверху. К счастью, он прерывает паузу.

— Меня зовут Ларри. Ларри Уили, — говорит он и смотрит по-деловому, оценивающе. Я пожимаю протянутую руку с явным облегчением. Я прямо вижу, как моя лицензия уже тихонько смывается в унитаз — из-за таких вот уродов, как этот.

— Слышал я, мы тут шарились в одном и том же месте, — говорит он с нехорошей улыбкой.

О чем, блядь, речь?

Этот тип Ларри, видимо, уловил мое замешательство и решил пояснить.

— Луиза, — говорит он. — Луиза Малколмсон. Она мне говорила, что ты пытался втянуть ее в грязные игры.

Гм. Звоночек из прошлого, вот оно что.

— Да? — Я киваю, глядя сперва на кран, а потом на него. Ненавижу стоять за стойкой. Нет у меня терпения кружки наполнять. Хорошо еще, эти братцы-алкаши не спросили «Гиннесса». Да, теперь я припоминаю его лицо, вроде бы я его видел в одном притоне, куда обычно ходят поиграть или развеяться.

— За тебя, приятель, — улыбается он. — Я знаю, потому что я тоже там подвизался и все такое.

Бегби переводит взгляд с меня на этого Ларри и обратно на меня.

— Мудачье вонючее, — говорит он с самым что ни на есть настоящим отвращением. И мне вдруг становится страшно — в первый раз с той минуты, как он вошел. Мы стали старше, и я не видел его сто лет, но Франко — это все еще Франко. Смотришь на этого дурачка и знаешь, что он никогда не продвинется; и семьи у него никогда не будет — семья это не для таких, как он. Для этого Нищего Духом — только смерть или пожизненное заключение, и он утянет с собой en route [6]столько народу, сколько получится. В общем, он и вправду ни капельки не изменился.

С мягким протестом Ларри поднимает ладони.

— Эй, это же я, Франко, — улыбается он, потом оглядывается на меня. — Вот как оно, приятель. Если уж я приладился к цыпочке, которую имеют все кому не лень, да при этом еще проигрался в хлам, единственное, что можно сделать, чтобы как-то поправить положение и вернуть себе денежки, — это стать ее сутенером. Вот этот парень тебе все расскажет, да, приятель?

Этот урод думает, что я такой же, как он. Но нет. Я — Саймон Дэвид Уильямсон, бизнесмен, предприниматель. Ты — толстый бандит с большой дороги, и у тебя нету будущего. Я киваю, но улыбку оставляю при себе, потому что этот мудила выглядит как человек, которому лучше не противоречить. Классный кореш для Франко, два сапога пара. Им надо бы пожениться прямо сейчас, потому что они никогда не найдут для себя никого более подходящего. Как и Бегби, он не ученый, занимающийся освоением космоса, но хитрость уличной гиены у него прет прямо изо всех дыр, и он знает, когда на него смотрят свысока — чует за сотню ярдов. Так что я гляжу на Франко и киваю на какую-то мелюзгу, что сидит за столом у музыкального автомата.

— А это кто такие, Франко?

Взгляд его голодных глаз перекидывается на молодую тусовку, мгновенно высосав весь кислород из воздуха.

— Да так, молодняк. Кое-какие делишки прокручивают, но так, по мелочи. Хотя среди них попадаются шибко крутые, — объясняет он. — Так что если на тя кто наедет, дай мне знать. Мы друзей не забываем, — добавляет он важно.

Друзья, ебать меня в задницу.

Я думаю про Урода, которого подбил на обман этот рыжий вор Рентой. Ублюдки. А вот интересно, а знает ли Франсуа об этом уютном маленьком бизнесе, мистер Мерфи? Ох, Дэнни, мой мальчик, вовсе не исключено, что трубы могут вострубить очень скоро. И вострубить весьма не хило. Да, я уже почти слышу сей трубный глас. И мелодия, которую они играют, напоминает мне похоронный плач по одному мелкому наркоману из Лейта. Ну да, точно, скорбный плач по безвременно почившему.

Но пока что мне не имеет смысла лезть на рожон.

— Спасибо, Фрэнк. Я малость выпал из лейтской жизни, ну, понимаешь, столько лет прожил в Лондоне и все такое, — я, замечая, как в бар входит еще одна кучка этих молодых оборванцев. Они направляются к стойке, прямо ко мне, не заметив Мораг, которая читала в углу, и теперь со скрипом поднимается на ноги.

— Клиенты, блядь. Потом поболтаем, ага?

— Ладно, — говорит Франко, и они с этим типом Ларри усаживаются в углу рядом с игровым автоматом.

Юные мудаки заказывают по пиву и пьют прямо у стойки. Я слышу весь их разговор, про разборки, про звонки тому-то и тому-то, и все в том же духе. Я замечаю, что Франко и Ларри ушли. Это слегка поднимает им настроение, этим мелким придуркам, и они начинают говорить громче. А этот урод Бегби даже не потрудился принести пустые стаканы обратно на стойку. Он что, думает, я тут официантом работаю для каких-то там люмпенов типа него?

Я иду за стаканами, думая о конфетках, которые я прикупил у Охотника и которые сейчас дожидаются наверху в ящике с наличностью. Очевидно, что кокаин я приберегу для себя, любимого. Я собираю стаканы в стопку, как блядский халдей, и подхожу к самому наглому из этой тусовки, парню по имени Филипп.

— Все нормально, приятель?

— Ага, — отвечает он подозрительно. Подходит его толстый приятель, как бишь его зовут, Кертис, который, кажется, в этой компании служит мишенью для всех идиотских шуток. Как и у остальных, у него все пальцы — в золотых перстнях.

— Клевые у вас кольца, ребята, — говорю я. Жиртрест отвечает:

— Ну да, у меня их пя-пя-пять, и я хочу еще т-т-три, так чтобы было по одному на каждом па-па-па-па-па… — Он стоит с открытым ртом и моргает, пытаясь выговорить слово, и я думаю, что я мог бы пока протереть все стаканы или послушать Богемскую Рапсодию по музыкальному автомату в ожидании, когда он закончит фразу.

— …па-пальце, вот.

— Ага, так будет удобней ходить по Бульвару. Предохранит костяшки от ссадин, когда будешь цепляться за мостовую, — улыбаюсь я.

Пустоголовый придурок смотрит на меня с открытым ртом.

— Э… ага… — говорит он, совершенно офигевший, а его приятели ржут до упаду.

— А ты посмотри на мои, — говорит этот недоносок Филипп и предъявляет мне полный набор. Ура, есть контакт. Чего я, собственно, и добивался. Этот мелкий пиздюк напряжен, как член, и в его взгляде явно сквозит намек, что он — мальчик очень плохой. Он стоит так близко ко мне, что козырек его бейсбольной кепки почти тычется мне в лицо. Не люблю, когда люди стоят так близко. Он упакован в этот дорогой, но безвкусный прикид, который так любят все эти мелкие рэпперы.