Уильям Берроуз - Западные земли

Пока Холл жил в Лост Форк, его никто не навещал, кроме профессора Уильямса.

– Он был интересным собеседником, но я быстро усвоил, что он не любит говорить, почему он не написал ни одной книги после «Мальчика». Когда я поднял эту тему, он ужасно расстроился и попросил меня никогда больше не поднимать ее вновь, причем тон его был таким траурным, что я сразу понял, как глубоко он пережил написанное. Это он покончил самоубийством в своей книге.

На Рождество я уехал в город. Вернувшись в начале января, я отправился навестить Билла. Он сказал мне, что в Рождество нашел кота и назвал его Гейзером. Я слышал странные мяукающие звуки, но самого кота так и не видел. Затем я догадался, что эти звуки издает сам Билл не открывая рта, словно чревовещатель. Все это мне показалось странным, но не шло ни в какое сравнение с тем, что последовало потом.

Билл открыл банку с кошачьими консервами, все время издавая те же самые звуки, так что я чуть было не начал видеть воображаемого кота собственными глазами. Затем он встал на четвереньки и начал мурлыкать и тереться об чьи-то невидимые ноги. Распрямившись, он высыпал консервы на блюдечко и поставил его на пол. Затем он снова опустился на четвереньки и принялся есть с блюдца.

Это было невыносимое зрелище, после которого я целую неделю не мог заставить себя пойти к нему в гости. Когда я все же пришел, я обнаружил Билла в отчаянии. «Гейзер, – сказал он мне, – исчез!» Он собирался назначить вознаграждение тому, кто найдет кота, и показать его фотографию всем соседям. На фотографии нельзя было различить ничего, кроме нечеткого черного пятна, но люди подыгрывали старику и делали вид, что на ней действительно изображен кот. Черный, разумеется. Я уже начал подумывать о том, чтобы раздобыть черного котенка, а потом сказать Холлу, что нашел его в окрестностях вагончика, но прежде, чем я успел осуществить мой план, Холл рассказал мне о Машине Желаний, при помощи которой можно вернуть Гейзера. «Что ж, – сказал я, – почему бы не попробовать?»

Больше мне рассказать нечего. Судя по всему, так или иначе он осуществил свое желание.

– А что случилось с Машиной Желаний?

– Она у меня. Полицейские нашли рукописное завещание, по которому все личные вещи писатель оставлял мне. Их было немного: кухонная посуда, кошачьи консервы, кое-какие инструменты, мачете, револьвер «Ругер Спид-Сикс Магнум», двуствольное охотничье ружье «Росси» двенадцатого калибра и Машина Желаний.

– Вы пытались воспользоваться ею?

– Нет… но кто может отказаться от соблазна, когда в его распоряжение попала «Обезьянья лапа» 80?

Удивительное, безумное время в Париже в 1959 году, «Разбитый Отель», rue Git-le-Coeur, 9. Мы считали себя межпланетными агентами, вовлеченными в смертельную схватку… поединки… шифровки… засады. В то время мы свято верили в это. Сейчас? Кто знает? Нам обещали показать, как вырваться отсюда, как выйти за границы Пространства-Времени. Мы получали депеши, устанавливали контакты. Все было наполнено смыслом. Опасность и страх переживались со всей подлинностью. Когда кто-нибудь хочет убить тебя, ты это чувствуешь. Надо сниматься с места и вступать в схватку.

Ты помнишь, как я послал энергетический импульс, и во всем районе Эрлз-Корт в Лондоне до самой Норт-Энд-роуд вырубилось электричество? Это случилось в той самой моей комнатке за пять фунтов в неделю, в гостинице «Императрица», которую давным-давно снесли. И как я вызывал ветер, словно Конрад Вайдт в одном из фильмов про волшебство и магию, где он стоял на вершине башни, вздымая к небу руки: «Ветер! Ветер! Ветер!» Ставни сорвало со всех лавчонок на Уорлдз-Энд, а приливные волны то ли в Голландии, то ли в Бельгии, то ли где-то там еще вызвали смерть нескольких сотен человек.

Дальше все напоминает научную фантастику. Не самые лучшие ее образцы, но в то время все это шло за чистую монету. Имелись жертвы… и немало.

Что ж, вырваться нам так и не удалось. И серьезного задания нам не дали. Каждый сам за себя. Как старый бродяга в сновидении, который сказал: «Похоже, мы проиграли». А когда ты проиграл, иначе и быть не может.

Но в то время я еще видел лиловые пятна в небе и временные вихри на речном берегу. Я вспоминаю цыгана с обезьянкой, которая прыгала через обруч под старый прилипчивый мотивчик, и танцующего медведя в наморднике и дрессированную козу, взбиравшуюся по лестнице, мальчика-флейтиста из Германии с волчьим личиком и острыми зубками.

И вот я сейчас здесь, в Канзасе, со своими кошками, словно почетный агент разведки какой-то много световых лет назад погибшей планеты. Словно? Кто может сказать наверняка?

Режиссер бегает по опустевшей палубе, выкрикивая бессмысленные приказы. Рация не работает. Пушки заржавели много световых лет тому назад. Тень, Память, чудовищно изувеченная, цепляется за Прах, за Секху. Душа, которой надлежит оставаться в теле после того, как все остальные его уже покинули: Прах, который позволяет другим спастись бегством, удерживая то вместилище, в котором они обитали прежде.

Палм-Бич, штат Флорида, Санфорд-авеню, 202. Мы с мамой пьем коктейль из бурбона с содовой, который я готовлю каждый день в четыре часа пополудни. Мы пытаемся сделать так, чтобы мой сын Билли не попал в какую-нибудь новую историю перед ожидающим его судом по обвинению в подделке рецептов на амфетамины.

Мама заходит в мою комнату с мешком, полным пустых бутылок из-под парегорика, найденных ею в комнате Билли. Они там попросту валялись на полу к радости любого наркоагента. Я отношу мешок на берег озера Уорт и, положив в него для тяжести камень, выбрасываю в воду.

Каждый день я дохожу по песчаной дорожке до берега моря и стою там в ожидании, пока наступит четыре часа пополудни. Однажды полицейская машина увязалась за мной и ехала следом некоторое время. Затем они остановились, развернулись и уехали.

– Да это просто какой-то старый хрен с тросточкой в брюках с подвернутыми манжетами.

Наконец я решаюсь съесть персик.

Сновидение развертывается на этом фоне, среди песка и выброшенных морем обломков дерева. Здание в форме буквы L с открытой дверью. У двери стоит старый бродяга, который произносит:

– Мы проиграли!

Были моменты катастрофических поражений, и моменты триумфов тоже были. Полная сосредоточенность убийцы. Когда потерпишь поражение, узнаешь, что это такое. Малодушный страх и бесчестье. Продолжать бой, лишившись оружия. Брошенный всеми. Отрезанный от всего. Но по-прежнему мы носим нашу щегольскую униформу, похожую на униформу далекой давно погибшей планеты. Депеши из штаба? Какого такого штаба? Каждый сам за себя – если у него еще только осталась эта «самость». А осталась она не у многих.

Я гляжу на большую книгу – бумага изготовлена из какого-то плотного полупрозрачного материала. Страницы голубоватого цвета, с неразборчивыми рисунками. Книга прикреплена к полу балкона. Я смотрю на книгу, и тут входят две китаянки и говорят кому-то, кого я никак не могу подробно рассмотреть: