Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин

Пришлось чистить машину водой из вонючего очка. Я часто так поступала, потому что часто в сортирах было слишком людно, чтобы светиться с машиной у рукомойника.

Этот левый героин убил меня капитально… Я чуть не рухнула прямо в очко!

Ничего – очнулась, но всё равно мне было как-то не по себе. Пошли в «Саунд». Давно не были! Детлеф выжигал на танцполе, а я прислонялась к автомату с апельсиновым соком. Сверху в автомате была маленькая дырочка. Я втолкнула в дырку две вложенные одна в другую соломинки и пила-попивала сок, совершенно бесплатно!

Потом пошла блевать.

Когда я вернулась, ко мне подошёл один из менеджеров «Саунда». Он сказал мне на ухо, что я проклятая наркушница и сейчас же пойду с ним. Ох, я испугалась! Он схватил меня за руку и, протащив волоком через весь зал, открыл дверь в помещение, где хранились все эти ящики с бутылками. Там посреди склада стоял высокий табурет, ну, как у стойки в баре.

А я знала, что сейчас будет. Часто слышала об этом… Они раздевали нарков и других, кого не хотели видеть в клубе, и привязывали их к этой табуретке. Потом лупили их плетками. Я слышала о ребятах, которые подолгу лежали в больнице с прошибленной головой или переломами после обработки на этом складе. Были так запуганы, что даже не обращались в полицию. Эта братва в «Саунде» развлекалась не только из чистого садизма, но и для того, чтобы выкурить нарков из заведения, так как полиция постоянно угрожала им прикрыть лавочку! Впрочем, наркушниц, которые спали с этими менеджерами, никто не трогал. Да уж! – этот «Саунд» был совершенно безумным ангаром, и если бы родители знали, что на самом деле происходит в «самой модной дискотеке Европы», они просто не пустили бы туда своих детей. Сутенёры вербовали там тинейджеров, и менеджерская команда не вмешивалась в это…

У меня началась паника: одной ногой я была уже на складе. С силой, неизвестно откуда взявшейся, я вырвалась из рук этого извращенца, и как сумасшедшая, рванула к выходу. Была уже почти на улице, когда он снова схватил меня и грохнул со всей дури о машину, что стояла рядом. Я не чувствовала боли… Я боялась за Детлефа. Они же знали, что мы всегда вместе! И я не видела его, с тех пор как он, совершено обторченный, пошёл на танцпол.

Я добежала до телефонной будки и набрала полицию. Сказала, что моего друга как раз сейчас разносят в «Саунде». Полиция очень воодушевилась моим рассказом, и уже через пару минут они подвалили к клубу целым фургоном. Им очень уж хотелось заполучить прямые улики против «Саунда», чтобы, наконец, закрыть их ко всем чертям! Как минимум дюжина полицаев перерыли «Саунд» в поисках Детлефа. Ни следа, и тут мне пришла в голову идея позвонить Рольфу. Детлеф был уже в кровати…

Полицейские сказали: «Вся обдолбанная! Глючит, наверное. Ты этого… – больше так с нами не шути!» Я поехала домой, думая, что героин потихоньку сводит меня с ума.

Единственным последствием всех моих задержаний и прихватов было приглашение явиться в уголовную полицию. В три часа дня в отдел на Гота-штрассе, кабинет 314. Впоследствии мне часто пришлось там бывать…

В тот день я из школы заехала сначала домой, чтобы там нормально вмазаться. Я думала, что если обдолбаюсь как следует, то душманы не смогут мне навредить.

Оказалось, что у меня нет лимона, а порошок выглядел очень грязным, – вообще, он с каждым месяцем становился всё хуже… Ширево шло через многие руки: от больших боссов к дилерам помельче. И каждый добавлял туда какую-то гадость, чтобы увеличить свой заработок. Ну ладно, мне надо было как-то растворить этот свинячий порошок… Я взяла уксус, – там ведь тоже есть кислота, – и налила в ложку, где уже был порошок. Слишком много налила! Но, что делать, теперь надо было колоть – не могла же я всё выбросить!

Вогнала раствор в жилу и сразу ушла… Очнулась через час. Шприц всё ещё торчал в руке. У меня зверски раскалывалась голова. Я подумала – сдохну через полчасика, наверное! Я лежала на полу и плакала. Но умирать в одиночестве мне не хотелось, и я на четвереньках доползла до телефона. Где-то десять минут прошло, прежде чем мне удалось набрать рабочий телефон мамы. Я смогла только прошептать в трубку:

«Пожалуйста, пожалуйста, мамочка, я умираю!»– и снова вырубилась.

Когда пришла мама, я уже могла подняться и попыталась взять себя в руки, хотя голова просто отваливалась. Я сказала: «А, ерунда, опять был этот дурацкий припадок кровообращения!» Ну, мама, конечно, заметила, что я вся обколота… У неё был очень уж отчаявшийся вид. Но она ничего не говорила, только печально смотрела на меня, а я не могла вынести этого взгляда. Он, словно электрическая дрель, медленно сверлил и проворачивался в моей разрушенной голове…

Наконец она спросила, не надо ли мне чего. Я сказала, да, клубники мне надо. Она пошла и принесла мне большую коробку клубники…

В тот день мне стало ясно: я – на финишной прямой. Это ведь не было особенно большой дозой, просто многовато уксуса, но моё тело уже не стоило ни копейки.

Организм отказывал мне… Я знала об этом от других, – от тех, кто уже умер. Их тоже несколько раз переворачивало после укола. Просто однажды оказывалось, что они так и не очнулись – точка… Я не знаю, почему это я так испугалась смерти. Одинокой смерти… Наркоманы умирают одни. Как правило, одни в зловонном сортире. И я ведь действительно хотела умереть, ничего другого и не ждала уже. Я просто не знала, зачем я! Я никогда этого не знала! Да, а зачем нарки на земле?! Только, чтобы других посадить на иглу? Нет – я бы умерла ради мамы… Я уже давно не знала, есть я или нет меня, и какая здесь разница.

На следующее утро мне стало лучше. Ну, значит, – поживу ещё! И мне всё-таки надо было зайти в полицию, пока они сами не пришли за мной. Одной туда мне както не хотелось, и я позвонила Стелле, – мне повезло, она как раз работала у нашего клиента. Попросила её заглянуть со мной в управление, и она согласилась. Её мать как раз в очередной раз заявила её в розыск, но Стелла ничего не боялась, розыск не розыск – ей было всё равно. Она хотела пойти со мной.

Я сидела в длинном вестибюле перед кабинетом 314 с очень послушным видом и ждала, когда меня вызовут. Наконец, меня пригласили, и я бодро вошла в кабинет.

По-моему, я даже сделала реверанс. Хозяйкой кабинета оказалась одна госпожа – она представилась как фрау Шипке, и дружески пожав мне руку, сразу же сказала, что у неё дочь, на год старше меня, и на героине не сидит. Короче, вела себя очень так поматерински, спросила, как мои дела, принесла какао, пирог и яблоко.

Эта фрау Шипке очень беспокоилась за многих ребят со сцены и спрашивала, как у них дела. Показывала мне фотки нарков и дилеров, и я говорила, что да: этих я знаю, и этих видела.