Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин

Я прошла ещё сто метров к перекрёстку с Гентинер-штрассе, поближе к «Саунду».

Делала вид будто просто прогуливаюсь, и никакие клиенты меня не интересуют, шла, прижимаясь к фасадам домов. Вот один фраерок появился. Но нет – смешной какойто… Может, потому что у него борода. Нет – не то! Я показала ему фигу и двинула дальше.

Девушек не было. Всё-таки рано – и двенадцати нет. Из рассказов Стеллы и Бабси я знала, что фраеров очень злит, если они там ползают уже вечно, а девушек всё нет.

Иногда на Курфюрстен-штрассе было больше фраеров, чем девушек. Вот ещё двое тормознули. Я сделала вид, что не заметила их.

Заглянув в витрину мебельного магазина, я вспомнила о доме, что снился мне ночью. И я сказала себе: Кристина, девочка, соберись! Тебе сейчас надо быстренько сделать эти смехотворные двадцать марок. Давай, надо собраться, возьми себя в руки.

В таком деле нужно просто думать о том, что через пять минут всё будет позади…

Остановился белый «коммодор». Никаких детских сидений сзади, но кадр выглядел вроде ничего. Я влезла, не раздумывая. Договорились за тридцать пять…

Поехали к Асканишен-плац. Там находятся старые вокзальные строения, принадлежащие «Железным дорогам ГДР». Всё прошло очень быстро. Клиент был очень мил со мной, и у меня снова настроение улучшилось. Я даже забыла, что это фраер. Сказал, что хочет ещё раз со мной увидеться. Но не сейчас. Потому что через три дня с женой и детьми уезжает в отпуск в Норвегию.

Я попросила подкинуть меня на Ханденбергер-штрассе к Техническому университету. У Технического университета по утрам была точка…

Это был прекрасный тёплый день восемнадцатого мая. Я помню эту дату так точно, потому что через два дня у меня был день рождения: мне исполнялось пятнадцать. Я прогуливалась по точке, болтала с ребятами. Долго ласкала какую-то собаку. Я была совершенно счастлива. Как было здорово знать, что спешить тебе некуда, и ты можешь вмазаться тогда, когда захочешь. Я ведь физически не сидела уже…

Какой-то тип, проходя мимо, спросил, не нужен ли мне героин. Я сказала да, нужен. Мы дошли с ним до Эрнст-Рёйтер-Плац, и там я купила у него четверть за сорок марок. Зашла в женский туалет на площади – там они достаточно чистые. Стала готовить – но только половину, потому что сразу после выхода я не могла вдуть всю четверть. Вмазалась очень торжественно… Знала, что сегодня я в последний раз на точке…

Только через два часа я очнулась… Сидя на очке. Игла торчит. Мои вещи валялись, разбросанные по полу крошечного клозета, но я снова была вроде ничего – могла ходить. Подумала, что, пожалуй, правильно выбрала последний момент, чтобы расстаться с героином. Впрочем, отпадно фланировать по Кудамм на негнущихся ногах я уже явно не могла – об этом пришлось забыть. Хорошее настроение как рукой сняло. Съела в столовой порцию картофельного пюре с пореем за два пятьдесят, но, конечно, сразу же выблевала всё это. Собравшись с силами, доковыляла до вокзала, чтобы попрощаться с Детлефом, но снова облом – его там не оказалось. Надо было домой, там ведь мой кот, и я ему нужна…

Котик всё ещё лежал там, где я его и оставила. На моей подушке. Я почистила шприц и снова вкатила ему ромашку с сахаром. Честно говоря, я как-то иначе представляла себе свой последний наркоманский день. Я начала подумывать о том, чтобы ещё денёк погулять и только потом пойти в «Нарконон».

Пришла мама и спросила, где я была днём. Я ответила: «Где, где – на Кудамм!» Она сказала: «Ты же собиралась зайти в Нарконон, там всё разузнать!» Тут у меня сорвало башню, и я закричала: «Чёрт, оставь меня в покое, наконец! У меня…, у меня не было времени! Понятно?!» Она неожиданно окрысилась и заорала в ответ: «Да ты сегодня же вечером пойдешь в Нарконон! Складывай манатки! Там и переночуешь сегодня!» Я сделала себе пюре с котлетой, взяла тарелку и пошла в туалет. Закрылась там и ела, сидя на толчке. Нормально, да? – последний вечер у мамы! Я злилась, потому что мама просекла, что я опять наширялась, и потому что сама себя уболтала вмазаться. Я сама уже хотела в «Нарконон»…

Я закинула какие-то шмотки в свою плетёную сумку и спрятала шприц, ложку и остатки порошка в трусы. На такси мы домчались до Целлендорфа, где находился «Нарконон». Типы из «Нарконона» не задавали мне вопросов. Туда действительно принимали всех и каждого. У них были даже специальные тягачи, которые бегали по точкам и приставали к наркам, уговаривая их лечиться в «Наркононе».

Вопросы они стали задавать маме… Они хотели видеть деньги, прежде чем возьмут меня. Полторы тысячи марок предоплаты за первый месяц. У моей мамы, конечно, столько не оказалось, и она пообещала забросить им деньги на следующий день. Она собиралась взять кредит. Она сказала, что банк конечно без проблем даст ей такой маленький кредит. Она просила и умоляла, чтобы мне разрешили остаться.

Типы, наконец, согласились.

Я спросила, можно ли зайти в туалет. Можно. В «Наркононе» не обыскивали, как в других клиниках, и не заворачивали с порога, если находили наркоманские принадлежности. Я пошла в сортир и быстренько вмазалась остатками порошка. Они, конечно, видели, что я вышла оттуда вся сама не своя, но ничего не сказали. Отдала им свой шприц, и один из них пропел: «Очень мило, что ты отдаёшь нам это совершенно добровольно!» Мне пришлось проследовать в ломочную комнату, потому что они, естественно, видели, в каком я состоянии. Там было ещё двое в комнате. Один из них на следующее утро отвалил…

Это был неплохой бизнес для «Нарконона». Многие ведь платили за месяц вперед, а потом сразу клеили ласты.

Мне выдали гору книг с учением церкви сайентологов. Да, классное чтиво: бульварный роман прямо! Мне показалось, что это очень крутая секта. У них там были такие истории, в которые можно было верить, а можно было и не верить. Я искала что-нибудь, во что можно верить…

Через два дня меня выпустили из ломочной, потому что с двух доз меня почти не долбило, и я попала в комнату к Кристе. Это была совершенно оторванная женщина.

Лечить её уже не собирались, она только смеялась над терапией и над терапевтами.

Смешно: она только вошла в комнату и сразу же осмотрела плинтуса в поисках кислоты. Предполагала, что, может быть, кто-то спрятал там колесо. Обычная поискуха. Потом втащила меня на чердак и сказала: «Подруга, тут можно развернуть два матраса и закатить отличную оргию с винчиком и дурью!» Я тащилась от неё, потому что, с одной стороны, действительно находила её совершенно оторванной. Но с другой стороны, она всё время болтала о ширеве и говорила, что эти козлытерапевты – полное говно. Ерунда какая – я же всё-таки была здесь, чтобы стать чистой!

На второй день позвонила мама и сказала, что мой кот умер. Это был мой пятнадцатый день рождения. Она поздравила меня только после того, как сказала про кота. Ей тоже было нелегко. Весь день я просидела на кровати на корточках и проплакала.