Марк Алданов - Живи как хочешь

– Хвастун, ты изображаешь того польского короля, у которого было триста незаконных детей. И все ты врешь!

– Какой это польский король? – деловито спросил он. – Я запишу.

– Кажется, Август.

– У меня нет трехсот детей и даже нет детей вообще, но для этого есть особые причины. Я не польский король. Однако у него наверное никогда не было такой любовницы, как ты. Если б дать твои глаза да умной женщине, а не психопатке, каких бы дел мы с тобой не переделали. Ты тоже говоришь: этого нельзя, того нельзя! А почему, никто из вас объяснить не может. Моисей не велел? Да мы еще не знаем, что делал бы Моисей, если б жил при Гитлере. Но для упрощения спора допустим, что я падший человек. Так разве не грешно угнетать падшего человека? Да, я беру у тебя взаймы деньги, но я тебя люблю и я тебе все отдам. Какой-нибудь Рихард Вагнер брал деньги у женщин, которых не любил, и ничего им не отдавал. А между тем мы все вместе, с вашим честнейшим Дюммлером и с вашим благороднейшим профессором, недостойны развязать ремень на ноге у Вагнера… Помнишь эту оргию струнных инструментов при приближении корабля Изольды? Нет, ты не помнишь, да если б и помнила, то это ни к чему, потому что ты не более музыкальна, чем ученые медведи, которые на ярмарках играют на гармонии. По-моему, человек, который написал второй акт «Тристана», может быть убийцей, извергом, палачом в гитлеровском концентрационном лагере, может себе изготовлять абажуры из человеческой кожи, как та милая дама, как ее звали? Ильза Кох – и, несмотря на все это, на такого человека надо молиться, надо осыпать его золотом и ставить ему при жизни памятники!

– Но ведь ты пока не написал «Тристана».

– Но ведь я пока и не делал себе абажуров из человечьей кожи, – говорил он, осыпая ее поцелуями. – Вот отсюда можно было бы сделать чудный абажурчик… Какие преступления я совершил? Деньги? Как тебе не стыдно приписывать деньгам такое значение?

– Твое бесстыдство просто не имеет границ…

– Вот, вот, наконец-то! То-то!.. Вице-питонисса, вы целуете чудесно. Ваше настоящее призвание – любовь. Дорогая, в вас в самом деле пропадает Клеопатра! Я уверен, у Клеопатры тоже был этот легкий нервный смешок. Он и технически очень хорош. Милая, сделай еще этот твой жест: головка назад и налево, так, чтобы серьга почти касалась плеча… Вот так, чудно! Этот жест меня, как говорится, «сводит с ума»!.. Милая, расскажи мне свою любовную биографию, а? Впрочем, я догадываюсь: первого ты страшно любила, второго ты любила, но не страшно, третьего ты ненавидела, а начиная с четвертого, это стало привычкой.

– Ты хам и дурак… Хочешь, я вспрысну тебе морфий?.. Ты увидишь, что это за блаженство!.. Хочешь? Сейчас, сию минуту!

– Нет, очень благодарю… Приходи сегодня ко мне в гостиницу! Придешь?

– Приду. А ты все-таки хам и дурак.

– Хам, может быть, да и то едва ли, но дурак ни в каком случае. Нет, моя красавица, я что угодно, но не дурак, и ты отлично это знаешь. Невежественный человек – да, дурак – нет. И не хам, это вздор! Мой главный порок – это откровенность в пьяном виде, а я пью каждый день.

– Я тебя знаю наизусть и все-таки еще немного тебя люблю.

– Сейчас возьми назад это глупое «все-таки»!

– Скоро я тебя брошу.

– Какой наглый вздор! Меня еще ни одна женщина не бросала, я вас всех бросал, и всегда неохотно, всегда с душевной болью, клянусь честью! Нет некрасивых женщин и нет дурных любовниц!

– Я сама себе противна оттого, что полюбила тебя.

Он серьезно обиделся и ссадил ее с колен.

– Ты чрезвычайно глупа! Можешь бросить меня, когда тебе угодно! Терпеть не могу, когда люди вечно играют роль, как ты или дурак Делавар!

– Я уже слышала это твое замечание, будто я играю какую-то роль. Очень глупое замечание даже для тебя. Какую роль я играю?

– Банальную, милая, страшно банальную! Ты вамп или полувамп: роковая кинематографическая женщина, подпавшая под власть еще более рокового кинематографического мужчины. И со мной, дорогая, это выходит совсем глупо. Посуди сама, какой я роковой мужчина! Какой я Кларк Гэбл! Какой я Эррол Флинн! Ведь я мухи не обижу… Нет, положительно, ты жертва не капиталистического строя, а кинематографа.

– Я «вамп, подпавший под власть мужчины!» – сказала она. – Трудно понимать меня хуже!

– Впрочем, ты часто меняешь стиль. Три месяца тому назад у тебя были деньги и ты их целиком тратила на туалеты, парикмахеров и шампанское. Теперь строгое монашеское платье и «Афина"… Кстати, откуда у тебя были тогда деньги?.. А еще раньше ты мне говорила, что человечество спасут кооперативы.

– Ты не способен все это понять.

– Я понимаю кооперативы и понимаю платья от Кристиан Диор. Но кооперативы и платья от Кристиан Диор, это вульгарно. Милая, это банально! Все хозяйки социалистических салонов, все жены разбогатевших спекулянтов таковы. А ты все что угодно, только не банальна… Видишь, ты даже улыбнулась, я знаю, это самая лестная для тебя похвала. Ты только выбираешь себе почему-то банальные роли… Ну, не сердись!.. Сегодня ночью я открою тебе врата Магометова рая. Я превзойду сам себя! Одно условие: без вампов и кооперативов. Постарайся пораньше отделаться от Фергюсона. Кстати, какую из твоих ролей ты исполняешь для него? Клеопатра наверное с Цезарем играла не ту комедию, что с Антонием, а другую. Я думаю, что у него ты чистая русская душа, открытая всему прекрасному? Правда? Ангел мой, ну что Фергюсон? Зачем тебе Фергюсон? Он на тридцать лет старше тебя…

– На тридцать три.

– Допустим, хоть ты врешь. Если б еще он был богат, но он небогат. Допустим, он на тебе женится. Ведь ты, как миссис Фергюсон, в каком-нибудь Харварде или в Иэйле, ты будешь просто анекдот! Нет, моя милая, я должен для тебя придумать что-либо другое. – Он хлопнул себя по лбу. – Гениальная мысль! Поезжай в Китай и убей маршала Чан Кай-ши.

Она невольно засмеялась.

– Как же ты не дурак?

– Ангел мой, убей Чан Кай-ши! Подумай, о тебе будет писать весь мир! Если ты спасешься бегством, то враги маршала осыпят тебя золотом. Если ты попадешься, тебя сожгут на медленном огне. Кажется, у китайцев это принято, правда? Подумай, как это будет хорошо! Больно, но хорошо, а? Дюммлер при мне говорил этому американскому драматургу, что есть писатели, которым все решительно все равно, кроме их собственной фигурки в чьем-нибудь будущем историческом романе. Он назвал, кажется, Мальро… Есть такой писатель? И еще кого-то, я не читал. О тебе напишут роман и по этому роману сделают фильм. Не ты будешь играть, а тебя будут играть.

– Брось нести ерунду.

– Я тебе прямо скажу, что если ты и не убьешь Чан-Кай-ши, то непременно сделаешь что-либо другое в этом роде, столь же полезное. Между тем по природе ты, ей Богу, очень милая девочка. Тебе только надо бы немного полечиться у психиатра. А то я тебе рекомендую леченье. К завтраку, вместо морфия, кровяной бифштекс и полбутылки Лафита. К обеду, вместо кокаина, кровяной бифштекс и полбутылки Лафита. И еще: не ходить в кинематограф. И еще: не читать газет… Не сердись, ангел мой. Хорошо, вернемся к грустной действительности. – Он опять тяжело вздохнул. – Какой это генерал сказал, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и деньги? Не знаешь? Умный генерал и какой стилист: если б он сказал просто, что для войны нужны деньги, то никто и не запомнил бы… Дорогая, мне сейчас нужны три вещи: деньги, деньги и деньги.