Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

– Сергей Павлович сразу помрачнел, – рассказывала мне Маргарита Константиновна. – Вы же знаете, он человек суровый, но не злой, а тут говорит: «Таких, как Костиков, добивать нужно! Его счастье, что он умер... Я бы его скрутил в бараний рог...»

Да, Сергей Павлович был человек взрывной, резкий, но никто, включая недоброжелателей, не мог сказать, что он был злым и злопамятным. И, если через всю жизнь пронес Королев такую ненависть к человеку, трудно поверить, что человек этот чист перед ним...

Теперь же, в 1957-м, получив сообщение о реабилитации, Королев быстро пишет Нине Ивановне: «Очень меня обрадовало твое сообщение о решении Верхсуда. Наконец-то и это все окончательно закончилось. Конечно, я здесь невольно многое вспомнил и погоревал, да ты и сама можешь себя представить, как печальна вся эта кошмарная эпопея.

Прошу тебя в очередном письме напиши мне дословную формулировку из справки Верхсуда. Прошу тебя снять в нотариальной конторе 3—4 копии этой справки, они мне будут нужны по приезде. Что они (Верхсуд) говорили о пересмотре дела? Они предлагали его пересмотреть? Это было бы очень интересно и поучительно...»

Много раз перечитывал я эти строки и всякий раз не мог отделаться от ощущения, что слышу в них не только радость («наконец-то...»), но и какую-то загоняемую вовнутрь тревогу («Что они говорили?.. Они предлагали?..»).

Одна милая старая женщина, дважды по много лет сидевшая в сталинских лагерях, на вопрос: не боялась ли она попасть туда в третий раз, когда ее выпустили в 1954 году, призналась с грустной улыбкой:

– А я и сейчас, через тридцать лет, боюсь...

Тревоги свои Королев не выпускает наружу, но они никогда, даже в дни самых громких фанфар, очевидно, не покидают его. Думаю, что это постоянное тайное унижение питало пламя его презрения к доносчикам и не разрешало забыть лжеотца «катюши» до самой смерти...

И еще одно событие скрашивает Сергею Павловичу все печали лета 1957 года. Его политическая реабилитация совпадает по времени, если можно так выразиться, с реабилитацией научной. После того как незадолго перед арестом Сергея Павловича «прокатили» с профессорским званием, защищать диссертацию у него времени не было, да и как-то он к этому не стремился 170.

В апреле 1947 года Королев был избран членом-корреспондентом Академии артиллерийских наук, в октябре 1953 года – членом-корреспондентом большой Академии, но при этом он не был даже кандидатом наук. По мере того как демократия Хрущева костенела и затвердевала в бюрократической неподвижности, внешние знаки человеческих оценок приобретали все большее значение. «Ученый без степени – не ученый» – эта анекдотическая формула все прочнее входила в обиход, вся ирония из нее испарилась и звучала она уже вполне серьезной строкой некой инструкции. Руководить огромным ОКБ человек без ученой степени не мог – это выглядело уже как вызов обществу. Королев и сам это понимал, но и защищать в пятьдесят лет диссертацию наравне с его мальчишками-инженерами с трехгодичным стажем тоже как-то нелепо. В марте 1957 года академик Келдыш и один из самых «взрослых» его «мальчиков» – Георгий Иванович Петров, уже ставший членом-корреспондентом академии, пишут «Отзыв о научной и инженерной деятельности Главного конструктора тов. Королева Сергея Павловича». В отзыве этом указано, что Главный конструктор «вполне заслуживает присвоения ученой степени доктора технических наук». И вот бумага сия начинает свой неспешный канцелярский путь. И никому дела нет, что соискатель в это время испытывает уникальную машину, не имеющую себе равных в мире! Лишь 29 июня 1957 года ученый совет НИИ-88, наконец, присуждает Королеву ученую степень доктора технических наук без защиты и решение свое забрасывает на следующую более высокую ступеньку – в Высшую аттестационную комиссию. И смешно и грустно, что степень доктора наук Королеву была утверждена уже после запуска первого в истории искусственного спутника Земли, после того, как соискатель открыл новую эру человеческой цивилизации.

Однажды прочел я такое признание:

«Я несу ответственность за то, чтобы дни проходили не совсем бессмысленно. Я не бываю просто человеком со своими личными заботами. Я наблюдаю, регистрирую, констатирую, контролирую. Предлагаю, прельщаю, вдохновляю или отвергаю. Во мне отсутствует спонтанность, импульсивность, соучастие в игре, хотя внешне все выглядит наоборот. Если бы я на секунду снял маску и высказал то, что на самом деле думаю и чувствую, мои товарищи накинулись бы на меня, разорвали на части и выкинули в окно.

Но маска не искажает моей сути. Интуиция работает быстро и четко, я все замечаю, маска – лишь фильтр, не пропускающий ничего личного, не относящегося к делу. Буря – под контролем».

Так писал о себе и своей работе великий режиссер XX века Ингмар Бергман. Но как же это все похоже на великого конструктора XX века Сергея Королева! Как еще раз убеждаемся мы, что люди делятся не на «физиков» и «лириков», а на творцов и ремесленников.

Создание исторической ракеты Р-7 есть процесс истинно творческий, а потому он и не мог протекать просто и гладко, ибо всякое творчество по природе своей драматично. Муки жары, пустые коробочки из-под валидола, поставленный «вверх ногами» клапан, споры с Глушко, все его многомесячное стремление к совершенству по божьему ли понятию о справедливости, по философскому переходу количества в качество, по неумолимой математической теории вероятности – по всем законам земным и небесным должны были привести его к победе. Помещать могло единственное: отсутствие воли в достижении цели. Это ему не грозило.

21 августа 1957 года в 15 часов 25 минут Носов, прильнувший к перископу, на весь бункер закричал: «Подъем!!» Сухие контуры распахнувшихся ферм пошли легкими волнами, искажаясь в огненном вихре ракетного хвоста, жаркое солнце пустыни словно пригасло и перестало давать тень, а тень рождалась теперь новым, все быстрее и быстрее восходящим в зенит рукотворным светилом, сияние которого было сильнее блеска солнца. И на «площадке № 10», и на станции Тюратам, и далеко окрест люди услышали какой-то странный громоподобный треск, будто купол неба был сделан из крепкой голубой парусины и кто-то, невероятно сильный, раздирал эту парусину над твоей головой. И люди увидели ее – летящую ракету, а через несколько секунд стал заметен в небе огненный крест – знамение победы! – это отошли в стороны отработавшие «боковушки»...

Настал первый большой праздник на новом полигоне. Целый день изучалась, со всех сторон анализировалась информация, идущая с НИП 171и доклады камчатских наблюдателей.

Павел Артемьевич Агаджанов, один из ветеранов командно-измерительного комплекса, в будущем – член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской премии, вспоминал этот день: