Владимир Савченко - Отступник - драма Федора Раскольникова

Я не призываю тебя разводиться с твоим воображаемым новым мужем, чтобы возвратиться ко мне, я только открываю тебе эту возможность в случае твоего желания. Но если моя пылкая любовь на шестом году брака тебе смешна и противна, если в ответ у тебя не шевельнется хоть маленький кончик взаимного чувства, то тогда, конечно, нам следует разойтись. Я не признаю семьи, основанной не на любви. По приезде в Москву ты дай мне ответ…

Прощай, моя милая гордая самочка, уходящая в таинственную даль с высоко поднятым пушистым хвостиком. А помнишь, как было нам весело, когда после тяжелых недоразумений вдруг оказывалось, что пушки снова объединились. У нас обоих сразу точно сваливался с сердца камень…

Не смея прикоснуться к закрытым на замочек губам, почтительно прикладываюсь к твоей правой руке. Горячо любящий тебя Федор Раскольников.

P.S. ‹…› Милейшая маленькая Соловьева рассказала мне о том кошмаре, о той эпидемической вакханалии нескончаемых разводов и новых браков, что творится сейчас в Москве в советских и, в частности, в коммунистических семьях. Она говорит, что иногда сходятся вместе пять или шесть бывших и настоящих жен того или иного ответственного работника. Не успевают износить башмаки, носившиеся при одном муже, как уже венчаются с другим кобелем. Бррр, как гнусно, омерзительно, тошнотворно! Неужели и мы с тобой, Лариса, уподобимся партийным мещанам? Нет, я всегда считал, что ты женщина с принципами, с коммунистической этикой. Тут произошло какое-то роковое недоразумение…

Конечно, я был перед тобою виноват: порою груб, порою невнимателен. Такую жену, как ты, нужно было носить на руках; разговаривать, стоя на коленях. За всю мою вину, которую я осознаю и в которой жестоко раскаиваюсь, умоляю простить меня и не помнить лихом. Если же ты придешь к выводу, что твоя этика позволяет тебе жить со мною, то я даю честное слово коммуниста, что многое и многое из нашего прошлого, о чем тебе неприятно вспоминать, больше никогда не повторится. Я покажу тебе перед всеми большое внимание, я окружу тебя исключительной заботливостью, я буду усыпать твой путь розами.

Преданный тебе до смерти.

Раскольников

Б/д. Кабул, Афганистан

Дорогая, улетевшая из моего гнезда ласточка!

Твое роковое письмо от 4 сентября произвело на меня ошеломляющее впечатление, так как я по-прежнему люблю тебя без ума. Не буду говорить о слезах…

Пусть для внешнего мира мы разошлись по обоюдному согласию. Но на самом-то деле мы оба хорошо знаем, что ты меня бросила как ненужную, никуда не годную ветошь…

В своих письмах с дороги и из Москвы еще так недавно ты называла себя моей "половинкой", "до скрипа зубов" хотела видеть и ласкать меня… в то время ты меня искренно и горячо любила. Ты с нетерпением ждала моего приезда в Москву и в случае моей задержки даже сама была готова вернуться в Кабул. Последнее из этих писем помечено 17июля. Значит, катастрофический перелом произошел в период между 17 июля и 4 сентября. Правда, в каждом из этих писем ты, вспоминая мои слова, говоришь о возможном разводе, но относишься к нему отрицательно, во всяком случае, инициативу предоставляешь мне. Видно, что этот вопрос волновал и беспокоил тебя все время…

Видишь ли, Ларуня, в Джелалабаде и в последнее время в Кабуле мне стало казаться, что ты меня перестала любить и живешь со мной только по инерции. Именно потому я и говорил тогда то, что не следовало. Но эти милые письма с дороги окончательно разубедили меня и успокоили…

Вспомни, сколько раз ты уже апеллировала к разводу, и, однако, каждый раз после этого наша взаимная любовь всходила на новые вершины счастья. Ведь именно после декабря 1918 года, когда ты так же решительно стремилась разойтись со мной, когда на твоем пути оказался Склянский, были и разлука английского плена, и наше ликование после встречи на белоостровском мостике, и Астрахань, и деревенька Черный Яр, и Энзели, и Баку. А разве мы плохо жили в Афганистане? Разве этой двухлетней жизнью в искусственной… обстановке мы не доказали, что достойны быть супругами на всю жизнь? Решай, как хочешь, пушинка, я не хочу тебе навязываться… насильно мил не будешь. Но если ты отказала Склянскому из-за отсутствия любви, которое ты осознала не сразу, а только в последнюю минуту, то не может ли случиться, что ты предлагаешь мне развод при наличии неосознанной, но несомненно существующей и не умершей любви?..

Ты меня немного удивила своей просьбой не видеть тебя в Москве… Во всяком случае, не нужно улетать от меня в Берлин. Если по приезде в Москву мы формально разведемся, то я не буду тебя беспокоить даже по телефону. Мне самому будет очень тяжело встречаться с тобой, потому что несмотря ни на что я крепко люблю тебя…

Ларусеночек, на прощанье позволь сказать тебе еще два слова: если ты жалеешь, что выкинула моего ребенка, то ведь это верный признак, что ты меня любишь… Затем, поройся в своем подсознательном: не потому ли ты отказала Склянскому, что в глубине души любишь меня?.. Малютка, малютка, не забывай, что нас соединяют золотые ниточки, закаленные в огне гражданской войны…

20 октября 1923. Кабул, Афганистан

Кошечка, хотя ты меня разжаловала, но здесь меня продолжают признавать твоим мужем. Вали-хан по своей инициативе шлет тебе свою фотографию со следующей надписью на фарси: "Дорогой и многоуважаемой мадам Раскольниковой".

Эмирша послала тебе с афганской диппочтой письмо, к которому эмир сделал приписку на французском языке. Получила ли ты? Телеграфируй. Эмир уже справлялся у меня. По-видимому, они ждут ответа…

Веря в твое несокрушимое постоянство, я накупил для тебя массу подарочков и, глядя на них, улыбался, представляя себе, как ты будешь им рада. Сейчас я их попрятал подальше, чтобы они не бросались мне в глаза, так как по ассоциации с тобой, моя пушистенькая самочка, они каждый раз исторгали у меня слезы. Ты, может быть, не поверишь, но это так. Раскольников, воевавший против белогвардейцев и англичан, здесь плакал, как дитя, как маленький ребенок. Любовь жестока: она не позволяет нарушать свои таинственные законы.

На фоне зофовского сборника, о котором ты мне писала, меня очень порадовало стихотворение пролетарского поэта Сергея Обрадовича‹…› строки, задевшие меня за живое, нажавшие на мои самые чувствительные педали:

Но призрачную тишь еще не раз расколет

Зов Совнаркома, и в тревожный час

Еще не раз за подписью Раскольникова

Получит военмор приказ.

Мыша, порадуемся вместе, ведь это говорится о нашем общем. Твой навсегда.

30. Ф.Ф. РАСКОЛЬНИКОВ - Л.М. РЕЙСНЕР

22 октября 1923. Кабул, Афганистан