Маргита Фигули - Вавилон

Первым здесь появился управитель царского дворца, огромный грузный мужчина с курчавой бородой, переплетенной золотой канителью. Человек он был неуживчивый, заносчивый и злой на язык,

Плюхнувшись в. кресло, он тотчас ударил в ладоши и потребовал вина. Вбежала узкобедрая филистимлянка со звонкими браслетами на щиколотках, поклонилась и, сверкнув глазами, подала ему розовый напиток.

Он потянулся было к чаше, но внезапно схватил девушку за руку и украдкой прошептал:

— А ты резва, ты прямо создана для моего ложа. Приходи утром, покуда все спят, приходи ко мне во дворец.

Девушка была прислужницей в доме верховного военачальника и не осмелилась согласиться…

— Придешь?

Она обомлела от страха, кувшин и чаша задрожали в ее руках.

— Я люблю горячих, а ты что искра. Придешь? Смешавшись, девушка не могла выговорить ни да, ни нет, сердце ее учащенно билось.

— Ну? — не отступал вельможа.

Ужас сковал ее, от робости и смущения она чуть не выронила кувшин с вином. А вельможа смотрел требовательно и жадно.

Но тут за спиной девушки раздались шаги. Кто-то вошел и нечаянно выручил ее.

Управитель, поспешно схватил чашу, поднес ее к губам.

Узкобедрая филистимлянка удалилась мелкими шажками, позванивая монистами и браслетами.

В зал вошли наместники Ларсы, Урука, Куты, Сиппара и Киша. За ними следовали несколько военачальников, в том числе высший военачальник Аскудам и предводитель лучников Исма-Эль, рослый, плечистый мужчина лет тридцати пяти, наделенный редкостной красотой. Филистимлянка задержала на нем взгляд, и это не укрылось от управителя.

Он поморщился и фыркнул, точно вино было прокисшим.

Военачальники приблизились к управителю и окружили его.

Наместник Ларсы, его давнишний друг, спросил с поклоном:

— Что это ты, светлейший, встречаешь нас гримасой? Иль мы спугнули твою хрупкую филистимлянку?

— Упаси меня Мардук! — деланно и зло рассмеялся князь. — Девчонка суха, что борзая. Полно! И как это тебе пришло в голову? Я от вина морщусь. Не вино, а конская моча.

— Правда, светлейший?

— Отведай — и убедишься, — ответил тот раздраженно. — У Набусардара сроду не водилось хорошего вина!

— О нет, — улыбнулся Исма-Эль, — с той поры как Набусардар возглавил армию, отменное вино пьют не только вельможи, которых он принимает, но и солдаты.

— Кто этот дерзкий? — процедил сквозь зубы управитель.

— Исма-Эль, предводитель лучников, — ответствовал кто-то из окружающих.

— Гм! — вельможа оскалил зубы, как хищник, которого порядком раздразнили.

— Полно вам, — вмешался наместник Куты, примирительно поднимая руку.

— В самом деле, — поддержал его наместник Сиппара, окинув управителя презрительным взглядом, а про себя подумал: «Недаром говорят, что Вавилон разлагается. Стоит поглядеть хотя бы на этого — бочка с помоями, да и только. Гнусные речи, отвислое брюхо, масляные глазки, побрякушки. А перстни на пальцах! Мерзость!.. Нет, прав был гутийский наместник. Гобрий, говоря, что Персия, а не Вавилон, пышет здоровьем и силой, потому и будущее за ней. Не дай, Мардук, уверовать в это! Как-то не по нутру мне обретаться среди трупов и падали. Я тоже поклоняюсь здоровью и силе».

И словно ощутив неприятный вкус во рту, он хлопнул в ладоши, потребовал вина, чтобы запить горечь.

Вбежали девушки с подносами, кувшинами, блюдами. ковшами, чашами и кубками. Кротко улыбаясь, они молча предлагали угощение.

Один лишь кутский наместник не пил вина и не смотрел на красавиц. Он думал о царе Набониде, который решил покинуть Куту и отправиться на север, в Харран, чтобы завершить воздвижение великолепного Э-хул-хула, храма бога Сина. В последнее время царь стал еще более набожным и верил, что лишь богу Луны дано осветить потемки души человеческой, подобно тому как он разгоняет мрак ночи; с его помощью Набонид надеялся сокрушить Валтасара.

Размышляя о низложенном царе Набониде, кутский наместник не замечал, что Аскудам не сводит с него пристального взгляда, пока тот не обратился к нему:

— О чем задумался, светлейший? Уж не молишь ли Иштар послать тебе сына, дарителя воды, который станет орошать твою могилу, чтоб душа твоя не изнывала от жажды?

— О нет, — очнулся наместник и добавил: — Я думаю о другом. Перед тем как отправиться сюда, видел я блюдо, судя по всему, оно принадлежало Хираму Первому, сыну Абибаала Тирского. Вот я и подумал: а что, если и вправду это блюдо Хирама?

— Блюдо Хирама Первого? — недоверчиво переспросил наместник Киша, не скрывая зависти.

— Ты ведь тоже ценитель древностей, — как бы между прочим вспомнил наместник Куты. — Отчего же так безразличен твой голос, светлейший?

— Ты думаешь — я завидую? Ничуть, даже если оно и впрямь подлинное, это блюдо! В моей коллекции хранится щит работы литейных дел мастера, прославленного Храмаби из Тира, творца знаменитого медного барельефа в храме Соломона. Щит настоящий. Это подтвердил даже его величество царь Набонид. Его величество изволит нынче пребывать в Куте, можешь показать ему и свое блюдо. Если оно не поддельное — я за ценою не постою.

— Э, нет, — уклонился наместник Куты, — я блюдо не продам, да и царя Набонида в Куте уже нет.

— Нет? — удивился Аскудам.

— Нет, — подтвердил Наместник. — Он отправился в Харран достраивать святилище Сина.

«Нужно немедленно уведомить об этом Набусардара», — подумал Аскудам и удалился.

— Стало быть, не продаешь? — домогался кишский наместник.

Правитель Куты отрицательно покачал головой.

— А лук из носорожьего рога, стянутый шестью обручами разных металлов, принадлежавший великому ассирийскому завоевателю, царю Тиглатпаласару, сыну царя Ашшуришши, разве не достоин упоминания? — чванливо и громогласно заявил наместник Урука.

— Куплю за любую цену! — выпалил кишский вельможа.

— Нет, нет, лук не продается, светлейший, — насмешливо осадил его глава древнего города Урука, — зато скоро ты сможешь купить лук царя Кира. Сколько дашь за него?

— Лук царя Кира? Отчего ты говоришь о нем, князь Урука?

— Я полагаю, здесь не торжище, где распродаются знаменитые древности, в этих стенах больше пристало говорить о будущем, а не о прошлом.

— Но ведь совет еще не начался! — возразил кто-то.

— А до совета вы не считаете своим долгом обдумать завтрашний день Халдейской державы?

— Ну стоит ли гневаться? — попробовал увещевать сиппарский наместник князя из Урука, в душе целиком соглашаясь с ним, и машинально протянул недопитую чашу киферской девушке, стоявшей с кувшином поодаль в выжидательной позе. — Налей!

Вино забулькало, заискрилось и успокоилось, застыв золотой монетой.

— Налей и повелителю Урука! — приказал он. Девушка налила.