Кирилл Куталов - Радио «Вавилон»

© Кирилл Куталов, 2015

Корректор Ксения Ложкина

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Давно их не было. Несколько лет не видел, а недавно снова появились. В метро стоят у входа. Как подходишь к автомату, чтобы на карту денег закинуть, подскакивают: вам одну проходку или две? У нас дешевле, мы сдачу дадим. Берете?

Я обычно отмахиваюсь: не нужна, все есть. Сам-то я редко в метро, когда на автобус опаздываю только.

Особенно раздражает, как они бормочут: «Проходка, проходка, проходка» – тихо так, чтобы только ты слышал, и губами шевелят еле-еле.

Вчера тоже: стою возле ящика, достаю стольник – карта у меня закончилась. А поздно уже, я пока с работы вышел, пока с парнями пива попили, так и стемнело. И тут справа подходит. Я головы не поворачиваю, но краем глаза вижу: странный какой-то. В костюме, в белой рубашке, бледный, черноволосый и типа весь выжатый, как если человек сильно пьет. Постоял и спрашивает: «Проходка нужна?» А у меня настроение хорошее, я и говорю: «Куда проходка-то?» Думаю, сейчас пошучу. А он отвечает: «Вглубь Земли». «Внутрь, – говорит, – к сердцу тьмы, где Князь Мира восседает на черном троне своем, где чернокнижники присягают ему на служение и блудницы целуют под хвост черного козла. В районе Охотного и Кропоткинской. Желаете? Сорок рублей, сдачу дам с полтинника, обзорная экскурсия, без очереди проведу. Незабываемые виды, редчайшие сцены».

– Сорок рублей всего? – спрашиваю.

– Сорок, – говорит. – По выходным за тридцать вожу. Хотите?

Но я уже сотку в ящик закинул. Не пропадать же деньгам. Да и ехать мне было не в центр совсем, а на Щелковскую, домой к себе. Поздно уже, завтра на работу. Я на конвейере работаю, на линии сборки. Покупки собираем, заказы. Едет лента, на ней коробки стоят, все одинаковые. Ко мне когда коробка подъезжает, мне конвейер подает сигнал, из какого ящика чего брать. Лампочка загорается зеленая. Я сам-то не знаю, что там – тоже коробки, только поменьше. Беру из ящика, кладу в коробку на ленте, коробка отъезжает. Потом следующая подъезжает, опять сигнал поступает, лампочка зеленая горит. Когда красная горит, значит, брать из ящика нельзя. Только зеленая когда. Обед полчаса, потом вечером с парнями по пиву, душ там есть. Утром автобус от дома, а если проспал, то на метро, но я редко. Какая экскурсия? Третьего дня один с ночной смены руки лишился – то ли засмотрелся, то ли заснул, оторвало ему руку-то. Ну она в коробку и упала и дальше поехала по конвейеру, а он за ней бежит. Из него кровища хлещет, а он за рукой бежит, только куда ему против машины, так и уехала в следующий цех, а там уже упаковка и не найдешь, где она была, рука-то. Вот кому-то повезет, кто посылку получит. Нет, говорю ему, не надо, все есть. Спать уже пора. Сажусь в вагон, еду и думаю: целуют под хвост черного козла. Блудницы. Надо же, как бывает.

В конце осени Николай снял однокомнатную квартиру с роскошным видом на парк.

Это была отличная квартира, идеальная для одного. Чистая, светлая, с высокими потолками, в старом, похожем на огромный куб доме, с простенькой, но все же лепниной, с люстрой, как на станции метро «Площадь Революции». «Ранний Сталин, – сказал хозяин, сам из бывших сотрудников. – Зеки строили».

Бывшие сотрудники, а также их жены, вдовы и дети составляли большинство жителей того района, куда переехал жить Николай. Ведомственные палаццо занимали несколько кварталов, и, когда Николай впервые услышал голос, он не придал этому особого значения. Подумал: просто радио, какая-нибудь экзотическая говорящая станция, без музыки, возможно, проводная, – в квартире его родителей тоже висел такой приемник, правда, не работавший. Почему бы полковничьим вдовам и генеральским дочерям не слушать такую штуку по вечерам?

Поздним вечером пятницы Николай возвращался домой с пакетом, в котором о банку с консервированными патиссонами позвякивали 0,75 в зеленом стекле. Он подошел к подъезду, достал ключи, вложил в отверстие замка длинный пластиковый цилиндр с магнитными вставками и повернул, чтобы магнитики в цилиндре совпали со своими парами внутри замка. Но то ли повернул слишком резко, то ли вышел ключу срок, только он тихо хрустнул, переломился, и в руках Николая оказался бесполезный кусок пластмассы, а дверь осталась запертой.

Он постоял, повертел обломок, посмотрел на часы – половина первого ночи. Вариантов было немного, например позвонить в соседнюю квартиру, хотя за то недолгое время, что он там жил, Николай ни с кем не успел познакомиться. Замок на двери подъезда был причудливой архаичной конструкции – нужно было, поворачивая три диска с цифрами, установить номер квартиры, а затем нажать на маленькую красную кнопку посередине. Когда диски начинали вращать, вся конструкция светилась приятным желтым светом. Николай набрал номер квартиры напротив своей и нажал на кнопку. Ничего не услышал. Он уже собрался было повернуть крайний правый диск и позвонить в следующую квартиру, когда сквозь помехи прорезался он.

Голос.

Даже два.

Два мужских голоса обсуждали что-то. Вдумчиво, размеренно, медленно. О чем они говорили, Николай не мог разобрать. Он почему-то подумал, что обсуждают политику, – он помнил похожие радиопередачи по началу девяностых.

– Алло, алло! – прокричал Николай в решетчатое окошко, за которым прятался микрофон. – Это Коля, ваш сосед. Откройте, пожалуйста, я ключ сломал, не могу войти. Я из двести тридцатой.

Мужчины продолжали свою неразборчивую беседу, где-то совсем далеко чуть слышно лаяла собака.

– Алло? – менее уверенно произнес Николай, но на том конце ничего не изменилось.

Два голоса продолжали обсуждать неведомые события. Сухо, скучно, без эмоций, как будто пережевывали реальность фонема за фонемой, и по-прежнему было не разобрать ни слова.

Через сорок минут из подъезда вышел дядька с ротвейлером, и вскоре Николай уже хрустел у себя на кухне маринованными патиссонами.

На следующий день в киоске у метро Николаю сделали новый ключ, алюминиевый, и некоторое время Николай не слышал голос, а голос не говорил с ним. Это продолжалось месяца два.

Через два месяца Николай пригласил в гости знакомую. Он уже открыл бутылку вина, когда знакомая, выйдя на кухню покурить, вернулась с неожиданным вопросом.

– Слушай, а это радио у тебя там?

У Николая не было радио.

– Не пойму, откуда голоса. Можешь выключить?

Николай прислушался. Потом пошел на кухню и закрыл окно. В кухне сразу стало очень тихо, как будто уши ватой забили, и в этой ватной тишине Николай снова услышал голоса. Те же самые, что и в переговорном устройстве замка, – двое мужчин обсуждали что-то невыносимо скучное, и по-прежнему было не разобрать слов.