Маргита Фигули - Вавилон

Царь опять низко опустил голову, а вслед за ним — его сановники и военачальники. Иные пали ниц и бились лбом о каменные плиты.

Тут царь услышал, как стоявший позади него наместник Борсиппы шепотом сказал главному казначею о том, что хорошо бы принести жертвы и богу Мардуку, заручиться и его благословением. Царь готов был примириться и со всеми остальными богами, но с Мардуком мириться не желал. Он питал к нему жгучую, неистребимую ненависть за то, что верховный бог Вавилона благоволил не столько к царю, сколько к жрецам.

— С Мардуком — ни за что, ни за что! — повторил он, окончив молитву, и склонил перед богиней голову, препоручая себя ее власти.

Один Набусардар ни разу не склонил головы. Даже поражение под Холмами не побудило его покориться небожителям. В храм он пошел, лишь уступая Валтасару, и стоял перед алтарем, безучастный, ни о чем не прося Нинмаху. Он и здесь думал о своем мече и о своем войске. Ему не верилось, будто Великая Матерь способна отвратить нашествие персов. Напротив, он был убежден, что схватка с персами неизбежна, и готовился померяться с ними силой оружия.

Расправив широкие плечи, непокорный военачальник безучастно смотрел в круглое, похожее на луну, лицо Нинмахи, равнодушно дожидаясь конца богослужения. А чтобы отвлечься от мысли о персидских послах, которые ждали во дворце, Набусардар принялся рассматривать скульптуру Нинмахи как произведение искусства. Одутловатое лицо богини обрамляли густые, ниспадавшие до плеч волосы. Округлые формы се слепили наготой. Выпуклый живот напоминал крышку на глиняном сосуде для зерна, толстые бедра были уродливы. Сие божественное лоно почиталось источником жизни и благополучия! Руки богини были сведены под полушариями грудей, своим молоком небесная Нинмаха вскормила младенцев богов. Прическу ее венчали булавки и броши из золота, слоновой кости и драгоценных каменьев. Шею украшало баснословно дорогое ожерелье, которое пожертвовал царь Валтасар, умоляя богиню предотвратить нападение персов на Вавилон.

Мать богов Нинмаха была для халдеев воплощением женской красоты. Когда Набусардар вспомнил об этом, губы его сами собою растянулись в усмешке. Лабаши, строитель храма Э-мах, должно быть, только потому осмелился причислить свою статую к сонму богов, что никогда не видывал тела, подобного телу Нанаи. Нанаи по праву могла возвышаться у алтаря на удивление всему миру! Сам царь счел бы честью поклоняться ей и шептать пылкие слова любви. Перед ней склонились бы ниц вавилонские вельможи и ползали у ее ног.

Сановник, ведавший хозяйством, коснулся его плеча и тихо напомнил:

— Светлейший! Царь уже в дверях, а ты все стоишь.

Набурсардар не сразу нашелся, что ответить. Лоб его взмок, по бороде стекал пот.

Лишь выйдя из храма, он ожил и поспешил вдогонку свите.

На нижнем дворе, где, стоя у дверей царских служб, их приветствовали чиновники Валтасара, за Набусардаром увязался хранитель печати и негромко сказал:

— Ты сегодня так истово молился, истовей самого царя, хотя персы тебя не страшат, ты даже замешкался у алтаря.

— Разумеется, князя не страшат персы, — вмешался в разговор сановник по торговым делам, — и божественную Нинмаху Набусардар просил не о даре мудрости, силы и мужества, а…

— А ты ясновидец, достойнейший, — укоризненно усмехнулся первый советник, — ты проницательнее Дельфийского оракула.

— Богам было угодно, чтобы я заглянул в сердце верховного военачальника. Представьте себе, предводитель наших войск молил Нинмаху не об укреплении армии, а о том, чтоб она ниспослала нам столько же волов, сколько Набусардар потребовал от нас для своих солдат. И эта его молитва пришлась нам весьма кстати. Клянусь Мардуком, я уже вознамерился было пахать на рабах.

— Новые законы запрещают это, светлейший, — невозмутимо заметил Набусардар.

— Зато благодаря тебе нынче дозволено отбирать у вельмож последнюю скотину, убивать ее на бойне и раздавать мясо городской черни. Ты изменяешь своему сословию. Голодранцы тебе милее господ.

— Сейчас не время говорить об этом, светлейший, — заметил вновь назначенный сановник, в ведении которого были дороги.

— А я рад случаю, — вспыхнул сановник по торговым делам, — высказать, что думаю. И если Набусардар не образумится, я — заявляю это во всеуслышание — не премину возместить недостающее тягло рабами.

— Я не советовал бы тебе, светлейший, делать это, — с угрозой произнес Набусардар, — не советовал бы я тебе в нынешние времена приучать рабов к мысли, что можно пахать и на людях. Как бы самому не очутиться в ярме!

Сановник лишь хмыкнул в ответ, покусывая губы от злости. В молчании прошли они через двойную дверь во внутренний двор, а оттуда — в зал, где вершилось правосудие и где царь самолично выносил и утверждал приговоры.

Здесь Валтасару было угодно принять персов.

Царь сидел в судейском кресле, глядя прямо перед собой. Он постукивал каблуком по его подножию, держа одну руку под мантией. Затем встал, спустился по ступенькам к сановникам и опять остановился в молчании, задумчиво расчесывая пальцами курчавую бороду. Видно, невеселые мысли роились в его голове.

Наконец он подняв глаза и молвил:

— Мой отец, царь Набонид, — пленник Кира. Держава Набонида пала, только Вавилон, верховным властелином и правителем коего я являюсь, стоит неколебимо. Я знаю, в тяжкую годину для народа единственная его опора — царь. Перед алтарем Великой Матери я просил богиню укрепить наш ум, ниспослать нам силу и мужество, чтобы спасти Вавилон от гибели и разрушения. С минуты на минуту сюда войдут персидские послы. Одним богам известно, с чем они к нам пожаловали. Но я, мои верные, я, ваш царь, хочу быть с вами и народом нашим до последнего вздоха.

Прошу и вас не посрамить честь предков и не изменить родине, что бы ни случилось.

Никогда еще никто из присутствующих не слыхал от Валтасара столь многозначительных слов. Сановники с нетерпением ждали, что последует дальше.

А царь, словно его и в самом деле осенила божественная Нинмаха, продолжал:

— Обычно осаждающие требуют сдать город без боя…

По залу пронесся ропот.

— Вы полагаете, что Кир выслал своих гонцов с иной целью? — спросил Валтасар.

— Да! — лаконично ответил один из сановников.

— Ты так считаешь, светлейший? — Царь наклонился в сторону наместника Борсиппы.

— Да, царь царей, — подтвердил тот, — сдается мне, персы хотят помириться с нами, ибо чувствуют себя недостаточно сильными. Сановники живо восприняли это предложение, а многие согласились с высказанным мнением.

— Со времени династии ассирийских Саргонов, с тех пор, как Навуходоносор превратил Вавилон в неприступную твердыню, никто еще не отваживался посягнуть на него с оружием в руках, — продолжал наместник.