Маргита Фигули - Вавилон

Среди мертвой тишины, всегда предшествовавшей царскому приговору, Валтасар закричал:

— Чего стоит ваша мудрость, если вы не можете воскресить даже такое убогое создание, как невольница? Вас развелось во дворце больше, чем пауков, и вы даром едите мой хлеб. Я постараюсь уменьшить число дармоедов. Бросить каждого шестого львам…

Никто не посмел проронить ни слова из страха, что царь предаст смерти всех. Лишь один из них, авантюрист по натуре, которому уже случалось обвораживать сердце царя, рискнул прибегнуть ко лжи во спасение.

— Государь, — сказал он, — ты обвиняешь нас, а ведь наша совесть чиста. Каждый из нас сумел бы воскресить твою любимую невольницу, если бы ее любви не пожелали сами боги. Боги призвали гречанку в свое царство, чтобы сделать своей возлюбленной. Мы всего лишь служители богов, и не нам противиться их воле. Лишь ты — самый могущественный, самый прославленный властелин Халдейского царства — можешь заставить их вернуть ее тебе. Побеседуй с богами, а мы удалимся, так как не подобает смертному быть свидетелем разговора сына богов с небожителями. Отпусти нас с миром.

— Это мудрый совет, — согласился царь. — За что мне карать вас, если виновны боги? Я договорюсь с ними, а вы ступайте. Тебе же, — он кивнул на пройдоху, — тебе пусть смотритель казны даст перстень из нефрита.

Гостиная опустела, но Валтасар не договорился с богами. Они не подали никакого знака, что умершая может восстать из мертвых, снова начать двигаться, обвивать своими гибкими руками тело царя царей. Недвижимая, она лежала перед ним на. ковре с полуоткрытыми синеющими губами, на которых изменился даже цвет губной помады. Щеки у ней запали, лицо приобрело пепельный оттенок. Пальцы рук заострились, как у скелета, стройные упругие ноги, так грациозно носившие ее тело, одрябли. От нее осталась только тень былой красоты, и Валтасар, взглянув на нее, ужаснулся.

— Она отвратительна, — пробурчал он, — она очень изменилась с тех пор, как вступила в царство теней, хотя сами боги соперничают со мной из-за нее.

По спине у него пробежали мурашки.

— Она стала безобразной и противна мне. Валтасар несколько раз обошел ее вокруг, рассматривая со всех сторон.

— Не буду я спорить с богами из-за нее. Даже последний раб в рудниках не стал бы сейчас домогаться ее, не то что царь.

Ему померещилось, что от трупа потянуло тлетворным запахом, и он хлопнул в ладоши.

— Унесите, — брезгливо сказал он вошедшим слугам, и погребите в саду под кедрами, где покоится прах злосчастной Амугеи Мидийской.

Но тут явился главный садовник и попросил царя отменить свой приказ, так как не годится царице лежать рядом с рабыней.

— Эта рабыня любила Валтасара беззаветной и пылкой любовью, как Амугея любила Навуходоносора. Если Навуходоносор избрал местом вечного упокоения Амугеи террасы парка, то почему этого не могу сделать я для той, которая любила меня одного?

Ее величество Амугея Мидийская была халдейской царицей, ваше величество.

— Халдейской царицей была Нитокрис, — возразил царь, — истинной царицей была Нитокрис, а Амугея для Навуходоносора была тем же, чем для меня греческая невольница. Я не вижу здесь разницы, и поэтому положите их рядом.

— Ваше величество, — начал было снова главный садовник.

— Кому ты перечишь? Я не Навуходоносор, который выслушивал советы простых пахарей и умилялся их мудрости. Запомни, что мудрым может быть только сын богов, то есть я.

Валтасар нахмурился, лицо его приняло брюзгливое выражение.

Главный садовник, боясь накликать на себя беду, поклонился и вышел.

Невольницу похоронили под кедрами, и Валтасар пожелал убедиться в этом лично. Он собственноручно поставил на могилу золотую чашу со священным елеем и выжал из себя несколько слезинок. В знак печали он надорвал ворот своей роскошной сорочки.

В действительности рабыня-гречанка была похоронена на вавилонском кладбище, могила же под кедрами была пуста. Так распорядилась царица, взяв все на себя. Царица не позволила осквернить прах царственной особы соседством невольницы. В тайну были посвящены только Даниил и главный садовник.

В тот же вечер царица еще раз посетила Валтасара, который все больше терял самообладание. Час совещания близился. По улицам слонялись толпы зевак, во дворце караулом стояли солдаты, сановники прибывали в тронный зал зимнего дворца, а Валтасар отчужденно сидел в голубой гостиной. Мрачного настроения не развеяла и царица. Стоило ей упрекнуть Валтасара в том, что из-за женщин он забывает о своем державном долге, как царь пришел в бешенство.

Он был ужасен. Угрожающе протягивая к ней руки, он хрипел:

— Ты блудишь со своим иудейским псом и еще смеешь упрекать меня?

— Валтасар! — взмолилась она и, не желая выслушивать дальнейшие оскорбления, покинула его и тотчас же направила к нему врача с лекарственным настоем против безумия.

Но Валтасар отказался что-либо пить.

Оставались еще два человека, которые могли бы унять царя. Это были Набусардар и его жена Телкиза.

Час совещания неумолимо приближался, и царским советникам поневоле пришлось послать за Набусардаром. Однако его уже не застали дома. Оставалась Телкиза, всегда с удовольствием выполнявшая подобные поручения. Она упивалась своим влиянием на царя, неотразимостью своей ослепительной красоты и утонченной лести.

Но и Телкизу, тигрицу Вавилона, начали посещать мысли о персидском нашествии. Кому-кому, а уж ей-то был хорошо известен эгоизм знати, царских советников. Послав за ней с просьбой утихомирить Валтасара, приближенные царя рассчитывали, что она будет лить масло в их светильники, но не так-то просто было предугадать поступки лукавой Телкизы.

Благородную Телкизу доставили в Муджалибу в роскошном паланкине. На ней были изящные белые одежды, плотно облегавшие тело, и она напоминала гибкую змейку. В волосах, аркой возвышавшихся над лбом, сверкали драгоценные камни, а на груди у ней была прикреплена брошь в виде букетика цветов из жемчуга и серебра. Ножки были обуты в легкие туфли из белой кожи на высоких каблуках, о которые бился край ее длинного платья.

Такой она появилась среди царских советников, а потом и в дверях гостиной злосчастной Амугеи Мидийской.

В полном блеске своей красоты она вдруг вынырнула из-за полураздвинутых занавесов и устремила взгляд на Валтасара: царь нервно обернулся, чтобы увидеть, кто посмел явиться без его зова.

Телкиза улыбнулась.

Одной рукой она держалась за занавес, другой слегка приподняла край платья, намереваясь пройти дальше.

Валтасара на сей раз раздражала даже улыбка Телкизы, перед которой, как говорили, в Вавилоне редко кто мог устоять. Телкиза все улыбалась своей обольстительной улыбкой, а Валтасар судорожно искал глазами предмет, чтобы метнуть в Телкизу и помешать ей выйти из-за занавесов.