Семен Скляренко - Святослав

Малуша все это уже знала. Новым было лишь то, что дечается ото по воле Божьей.

– Но что богатство, золото, серебро, что князь или смерд, если все это может уничтожить искра огня, если все на свете -и князья и смерды – умирают? – продолжал священник. – О, суета сует мирская! Что стоят князь и его смерд, если приходит смерть и они оба рядом ложатся в землю? Перед смертью все люди равны – такова воля Божья, таков наш земной путь.

Священник указал на суровый лик иконы.

– И Христос Бог, – продолжал он, – сошел на землю… Он родился здесь, на земле, от такой же простой женщины, рабы Божьей Марии, как и ты, и эта женщина, Мария, сподобилась того, о чем не могла и мечтать, – стала матерью Бога, василевса…

Если бы священник знал, какую бурю вызвал он этими словами в душе Малуши! Мать Бога, Христа, василевса, – а разве не такая же жизнь у нее, у матери князя земли Владимира?

– И, сойдя на землю, – продолжал священник, – Сын Матери Божьей Марии Христос стал сеять повсюду свое слово, говорить людям, ученикам своим, о бренности жизни на земле и о вечной жизни на небе. И были у Христа апостолы – верные слуги, а множество людей приходило к нему и спасалось во имя его. Но многие люди – язычники – не верили в него, и схватили его, и судили, и распяли на кресте, убили…

– Убили? – вскрикнула Малуша.

– Да, дочь моя, убили. Но на третий день он воскрес, вознесся на небо и сейчас восседает там во всей славе своей…

– А Мария?

– И Мария, Матерь Божья, вместе с ним.

Малуша вздрогнула. За всю жизнь никто не спрашивал у нее, как она живет, о чем думает, что тревожит ее душу. Главное же – никто никогда не обещал ей, что за муки на этом свете она получит награду. Это было совсем новое, неожиданное, неслыханное.

А дальше случилось то, к чему уже давно шла, сама того не замечая, Малуша.

Глядя на икону Христа, священник сказал:

– Согласна ли ты идти по его стопам, служить ему здесь, принимая муки и страдания ради того, чтобы там, на том свете, обрести радость и счастье?

– Согласна, отче!

– А согласна ли ты принять крещение от него?

– Согласна.

– Тогда я по слову Господа крещу тебя, раба Божья…

Он, взяв Малушу за руку, повел к большой каменной купели, стоявшей у двери, взял кропило, опустил его в воду и окропил Малушу.

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа крещается раба Божья, нареченная…

Подняв глаза, священник задумался.

– Даю тебе имя Мария, – закончил он. – Малушей ты была, Марией вознесешься…

С тем Малуша и покинула церковь над ручьем. Священник проводил ее до самого порога, тихо шепнул о чем-то женщине, которая ждала Малушу, и вернулся в церковь.

Он вышел оттуда не скоро. Согнувшись в углу, у восковой свечи, он вел летопись этих суровых дней. Написал и о Малуше.

Закончив, священник встал, спрятал летопись в тайник, вделанный в стене за одной из икон за престолом, потушил свечу в алтаре. Тихо прошел через узенькую дверь в храм и погасил там светильник. Потом шаги его прозвучали на каменных плитах. Снаружи было темно, и священник долго возился, запирая двери. Над церковью в ветвях свистел ветер, на берегу ревели волны.

– Тур! – позвал священник.

Две темные фигуры вышли из-за кустов и приблизились к священнику.

– Пойдемте! – утомленно промолвил священник, и они зашагали на Гору.

Бородатые христиане – гридни – постоянно сопровождали священника из церкви. Здесь, над Почайной, на Подоле и в предградье, люди старой веры часто нападали на христиан-Совсем недавно, когда после вечерни священник возвращался поздней ночью к себе домой, в него полетело несколько камней. Не раз случалось, что язычники тайком приходили в церковь и учиняли здесь драки. Священник шел осторожно, крадучись, хотя впереди него и шагали два здоровенных мужа с толстыми палками в руках. Нелегко утверждалась вера Христова на берегах Днепра, ой как нелегко!

Что невзгоды, если веришь, что все это минует, а впереди жизнь вечная и счастливая? Из церкви Малуша пошла с женщиной, которая крепко держала ее за руку, то и-дело повторяя:

– Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Идти им пришлось недолго. Близ церкви в чаще деревьев, сплетавшихся между собой ветвями и корнями, по склону горы еще в древние времена воины князей выкопали немало пещер. В одну из них тайной тропинкой женщина и привела Малушу.

В углу пещеры горел светильник. При слабом его свете Малуша разглядела зеленоватые глиняные стены. Воздух в пещере был тяжелый, вдоль стены на прелом сене лежали несколько человек.

– Ложись! – прошептала женщина, указав место у стены. Малуша легла, женщина улеглась рядом.

– Как тебя зовут? – спросила Малуша.

– Во крещении София… что значит – премудрость Божья.

– А я теперь Мария, – промолвила Малуша.

– Спи, раба Божья Мария!

Сквозь отверстие пещеры с Днепра врывался холодный воздух. Там шумел ветер, и Малуша слышала, как вздрагивают и скрипят деревья; ухо улавливало и шум волн, которые начинали сердито биться о крутые берега. Но здесь, в пещере, было тепло, уютно, после всего, что произошло, ей хотелось только-спать, спать.

Засыпая, она подумала: «А каково теперь Владимиру? Днепр сердитый, холодный. Найдется ли у него местечко заснуть в тепле?»

А сон уже смежал веки.

Волны за насадом вставали все выше и выше, они налегали на лодию, швыряли ее с боку на бок, трудно было понять, где небо, где земля. А ветер снова и снова надувал паруса, лодия стрелой мчалась вперед; в темноте на сером небосклоне маячило еще несколько черных лодий, они, как и первая, то появлялись, то исчезали; по левую руку высилась громада гор, справа лежал покрытый лесами низкий берег.

Добрыня сидел на носу передней лодии и пристально вглядывался вперед. Пусть лютует ветер, пусть гуляют по Днепру высокие волны – перед ними далекая дорога в Новгород, задерживаться нельзя, они должны плыть день и ночь; на Днепре лодии ведет Добрыня, за волоком у кормила станет Михало.

Крепко погуляли в Киеве мужи Новгородской земли. Выпив на прощанье меду и ола, забрался под навес, укрылся шубой и спит боярин Михало. Повсюду вдоль лодии и прямо на днище лежат и храпят бояре, спит и дружина. Ветер помогает, весла сохнут, почему и не передохнуть! Только по два воина не спят на каждой лодии: один сидит у паруса, другой держит кормило – и хватит!

Спит и князь Новгородской земли Владимир, сын Святослава. До поздней ночи, пока киевские горы не исчезли в дымке, князь Владимир и Добрыня сидели на корме, прощались с отчиной, – кто знает, когда доведется вернуться… Потом князь улегся под навесом, и Добрыня покрыл его теплым опашнем – пусть спит. Не сомкнет глаз Добрыня.

Но не только из-за этого бодрствует Добрыня. Голова его полна дум. Все вокруг шумит, ревет, волна налетает за волной, вода бурлит, будит мысли.