Семен Скляренко - Святослав

– Княгиня Эльга, я вижу, обижается, что я так долго не мог с нею побеседовать. Но ведь я то болел, то уезжал из Константинополя… Теперь я очень внимательно слушаю княгиню.

– Так, император, я долго ждала и хотела говорить о мире и любви, что должны быть между Византией и Русью…

– Да разве между нами нет мира и любви, княгиня? – притворно-искренне удивился император. – Насколько я знаю, они ныне есть между нами…

– Мир и любовь начертаны в хартиях римских императоров и князей Олега и Игоря, стоявших когда-то здесь, у стен Константинополя. Но наделе их нет, и Русь в том неповинна.

– Не разумею, о чем говорит княгиня.

– Я говорю о том, что на востоке нашей земли, на далеком Танаисе, где проходит наш путь к Итиль-реке и Джурджан-скому морю, Византия построила свой город Саркел и преградила нам путь…

– Саркел? – засмеялся император Константин. – Но ведь это не наш город, его построил хозарский каган, мы ему, правда, продавали мрамор и камень, железо и стекло… Там, как я припоминаю, был и наш зодчий, спафаро-кандидат Пе-трона… Но, княгиня, строили этот город не мы, а хозары. Точно так же мы строим города и другим народам. Захочет Русь – поможем и ей… Разумеется, за деньги, за золото…

– Что ж! – произнесла, сдерживаясь, Ольга. – О Саркеле мы будем говорить с хозарским каганом, но императоры роме-ев строят города не только в Танаисе и не только за золото, а и на берегах Русского моря от Истры до Тмутаракани, где стоит Русь…

– Княгиня Эльга ошибается, – сурово возразил император Константин. – Когда-то, в очень древние времена, мы, греки, называли Русское море Понтом Аксинским и не ходили туда, но позднее это море стало Понтом Евксинским, и тогда множество греков поселилось над Истром, в Климатах, в Тетра-мархе, которую княгиня называет Тмутараканью.

– Я знаю, – ответила княгиня Ольга, – что в прежние времена много греков поселилось в Климатах, и мы с тех пор находимся с ними в дружбе. Но в Тмутаракани, которую император называет Тетрамархою, и повсюду у моря были наши земли… Почему же империя ныне посылает туда своих людей, и не зодчих, а воев? Почему они нападают на наших людей и не дают торговать с Климатами?

– Древние наши города над Понтом мы не собираемся разрушать, – сказал император, – и на новые земли не поедем.

– Но пусть они не мешают нам торговать с Климатами.

– В Климатах есть свой синклит, стратиг, протевон, Русь должна сама договариваться с ними.

– Мы сумеем договориться с ними, – согласилась княгиня, -лишь бы нам не мешала империя. Но, император, не все ладно у нас с торговлей и в самом Константинополе…

– Почему же? Ведь мы торгуем с Русью так, как начертано в хартиях, подписанных нашими императорами и русскими князьями.

– Хартии эти написаны очень давно, а жизнь идет, и все меняется. Наша земля богата, император, богаче, чем думают тут, в Константинополе.

– Я знаю это, княгиня, и это известно всей империи.

– Тем паче, император! Мы хотим продавать свои богатства, у нас есть что продать. Многое мы хотим и купить в Константинополе… Но мы не можем торговать! Ведь когда наш купец приезжает сюда, он должен показать свой товар эпарху, тот назначает цену… Где же это видано, чтобы не сам купец, а кто-то Другой назначал цену?! У нас в Киеве заведено иначе. Ваши купцы назначают цену, дело наше – покупать или нет…

Император Константин, казалось, внимательно слушал княгиню Ольгу.

– Опять же, – продолжала она, – в Константинополе купцы наши могут покупать вино, мастики и благовония, а вот тканей, шелка и бархата – только на пятьдесят золотников каждый… Почему так, император? Я хочу не вином напоить, а одеть Русь.

– Наши императоры, – сказал упрямо Константин, – установили ряд с князьями русскими о торговле, и я не вижу надобности менять его.

– Отцы наши думали, что их договоры будут выполняться.

– Я позабочусь, княгиня, чтобы они выполнялись, – сухо произнес император. – Но почему Русь не выполняет договоров?

– О чем говорит император?

– Я говорю о том, что еще при императоре Льве Премудром патриарх Фотий установил на Руси христианскую митрополию, но вот уже сто лет Русь и ее князья не принимают этой митрополии…

– Я христианка, – сказала княгиня Ольга.

– Знаю это и тем более удивляюсь.

– Удивительного тут нет, – запальчиво сказала княгиня, -не только я, много уже христиан есть на Руси. Есть у нас и храмы и священники. Но Русь не хочет быть под патриархом константинопольским.

– Почему?

– Должно быть, потому, почему и болгары-христиане не подчиняются константинопольскому патриарху, а имеют своего. Мы, император, очень любим и бережем законы наших предков. И хотя изменяем эти законы, но и новые законы -наши, свои. Русские люди не терпят никого над собою, они не умеют быть рабами…

– Так неужели же христианство – рабство?

– Я христианка и знаю, что христианство не рабство. Но быть под патриархом константинопольским – все равно что быть под империей.

– Княгиня Эльга очень откровенна и резка на слово, и очень жаль, что она не хочет, чтобы я был ее крестным отцом.

– Так, император, я крещена презвутером болгарского кесаря Симеона… Но разве нет путей, чтобы породнить Византию и Русь?

– О каких путях говорит княгиня?

– У императора есть несколько дочерей, пошли Бог им здоровья… А у меня есть два сына, старший из них – Святослав. Княжич Святослав уже взрослый, скоро посажу его на стол Киевский… А что, если бы киевский князь Святослав породнился с императором Византии?

– Он – эллин, язычник.

– Так, он язычник! Но ведь иудеи-хозары – и те в родстве с римскими императорами!

– Те императоры римские, – ответил Константин, – что породнились с хозарами, преданы анафеме, я же хочу для себя не анафемы, а жизни вечной…

– Жаль, император! Когда-нибудь князь Святослав побывает в Константинополе, и император убедится, как он смел, справедлив…

С невеселыми мыслями покидала княгиня Ольга Большой дворец императоров ромеев. Она вышла из покоев Константина в поздний час. Вся свита ждала ее у Орологии и, как видно, уже беспокоилась.

Темными улочками, площадками, на которых высились стройные кипарисы и журчали фонтаны, длинными, гулкими переходами, окруженные сановниками, царевыми мужами, охраной, прошли они молча до ворот Большого дворца, попрощались, уселись в колесницы и поехали через широкую площадь, а потом улицей Месы.

За то время, что они были во дворце, погода изменилась. Над Золотым Рогом и Галатой нависла черная грозовая туча, время от времени в ней вспыхивал огонь, глухо гремел гром, на землю летели, врезаясь в нее, ослепительно белые острые молнии.

В такие мгновения видна была вся вереница, мчавшаяся по улице, – возницы, кони, пугливо вскидывавшие головами, княгиня, ее спутники, которые, вцепившись в поручни, старались не выпасть из колесниц.