Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

– Садитесь, – улыбнулась она Кулсубаю. – Угощайтесь, чем бог послал. Мужик вчера деньги принес, вот и купили муки, сала, а картошка своя, слава богу…

– А где сам-то, Алексей Иванович? – спросил Кулсубай. Он обеими руками держал кружку с горячим чаем и время от времени дул на него.

– Хозяин? Руду на завод возит.

– Давно не видал его. Придет сегодня, нет?

– И-и, куда там! – рассмеялась Наташа. – Он у меня домой только в конце недели приходит! Да вы ешьте, ешьте! – Она –посмотрела на Гайзуллу, который сидел на лавке, опустив глаза и не притрагиваясь к еде. – А ты чего не ешь? На-ка! – Она положила перед ним несколько картофелин и придвинула ближе тарелку с салом. – Ишь какой худой… Тебя как звать-то?

– Гайзулла, – ответил за мальчика Кулсубай.

– Ох, ну и имечко, у меня язык такое сказать не повернется! Ничего, по-нашему, стало быть, Гриша будешь. Сынок мой года на два, на три постарше был бы, в прошлом году в карьере камнем придавило, царство ему небесное!

Наталья перекрестилась, глаза ее заблестели! Подняв фартук, она крепко вытерла им лицо и, как бы отгоняя горькие мысли, махнула рукой и обернулась к Кулсубаю:

– Ты-то, Константин, как, не женился еще?

– Как же, женился на вашей, на русской, Машей зовут! Богатея дочка… Год в лесу прожили, только вылезли, тут нас цап-царап! – меня в Сибирь, а она где – не знаю…

– Ой, что ты дальше-то делать будешь, горемычная душа?

– А что делать, Наташа-апай, так и живу!

– Оставайся у нас, и мальчонка пусть живет!

– Спасибо, Наташа-апай, помню я твою доброту и как дружно мы все вместе жили, и теперь бы у вас остался, да боюсь! Поймают, по головке не погладят, да и жену найти хочется! Плохо мне без нее… – Кулсубай помолчал. – Эх, кабы ты знала, до чего надоело бродяжить, так хочется на одном месте пожить, а вот…

– Да про тебя уж и забыли небось. – Наташа подперла щеку рукой и глядела на Кулсубая ласково и жалостно.

– Как же, забыли! У тех, кто каждый день вволю жрет, память в брюхе сидит, никогда ни чего не забывают! Мне бы Машу только найти, я б и носу сюда не казал… Уехали бы дальше, на север, жили бы в маленькой деревне, а то и вовсе в лесу бы построились…

Гайзулла уже не слышал, как Кулсубай поднял его от печи и уложил на лавку, он давно спал, разморенный едой и теплом, а Кулсубай и Наташа еще долго разговаривали при свете керосиновой лампы с отбитым стеклянным колпаком. Уже за полночь Кулсубай забрался к Гайзулле на теплую печь, но и там он уснул не сразу, а долго еще думал, ворочался с боку на бок и тяжело вздыхал..

Утром Гайзулла проснулся от шлепанья босых ног по полу. Наташа в белой рубахе, подбитой простым кружевом, с распущенной косой выбежала в сени. Тотчас там звякнул о ведро ковшик, и послышались звуки льющейся воды. Гайзулла перевернулся на другой бок и опять задремал. Сквозь сон мальчик слышал, как встает, потягиваясь, Кулсубай, негромкий разговор, затем чья-то рука легонько потрясла его за плечо.

– Вставай, соня! —весело говорил Кулсубай. – Все на свете проспишь!

Гайзулла открыл глаза. Утреннее солнце заливало избу светом, желтые зайчики прыгали по стенам, по дощатому полу, снег за окном искрился тысячью золотых крупинок. Наташа хлопотала у печи, двигая ухватом. Кулсубай сидел на лавке у окна и натягивал сапоги. Солнце пронизывало его бороду так, что казалось, видна была каждая волосинка. Гайзулла рассмеялся, спрыгнул с печи и подбежал к Кулсубаю.

– Агай, мы здесь останемся?

– Нет, дружок, дальше пойдем. А тебе что, понравилось на русской печке спать? – хохотнул Кулсубай.

– Понравилось, – ответил Гайзулла, опуская глаза.

– Ничего, еще наспишься! Здесь везде такие, в каждом доме! – Кулсубай натянул сапоги и встал. – Ну, попьем чаю, и айда! Я говорю, пора нам….

Уходя, они долго оглядывались и махали рукой Наташе, которая, провожая их, вышла на крыльцо. Она улыбалась и кричала что-то, но скоро уже не было слышно, что она кричит, а потом дорога свернула, и скрылась за поворотом ласковая, светловолосая женщина в накинутом на плечи полушубке, и маленький домик, и собака, вилявшая хвостом…

От дома к дому, от деревни к деревне ходили хромой мальчик и мужчина с черной бородой. Гайзулла скоро привык к тому, что каждую ночь спал на новом месте, к тому, что везде их встречали радушно, кормили, оставляли на ночь и часто просили Кулсубая пойти к больному, заговорить боль, прогнать нечистую силу. Обычно Кулсубай оставлял мальчика у хозяев и ходил по деревне сам. В каждом доме спрашивал он о своей жене, но никто не знал о ней, и надежды найти ее становилось все меньше. Кулсубай приуныл, а Гайзулла все сильнее скучал по дому и долгими зимними вечерами, сидя у печки, вспоминал мать, сестер, низенький дом с покосившимися воротами, чувал, отбрасывающий яркие блики на лица сестер и матери, хрупкую березку над могилой отца, знакомые деревенские улицы.

Однажды, когда они выходили из небольшой русской деревушки, их догнала старая женщина в зипуне и валенках. Запыхавшись, еле переведя дух, она схватила Кулсубая за рукав и, еще не в силах сказать что-нибудь, мотнула головой.

– Отдышись, тетушка, – сказал Кулсубай. – Куда торопишься? Я ж от тебя не бегу!

– Ты тот знахарь, что вчера ходил? – прерывистым хриплым голосом заговорила наконец старуха.

– Ну, допустим, я.

– Ох, догнала, слава богу! Дочь у меня старшая захворала, сделай милость, помоги! Я тебе заплачу, чем смогу…

Женщина привела их к большому дому с резными наличниками и деревянным подзором вдоль крыши, суетливо распахнула дверь:

– Проходи, проходи! В жару лежит, уже не сколько дней…

Миновав большие стены, Кулсубай, не раздеваясь, вошел в избу, оставляя за собой талые грязные следы. Больная лежала в углу, на деревянной кровати. У нее было желтое лицо, большие голубые глаза ввалились. Не обращая внимания на вошедших, она негромко и монотонно стонала, положив руки на живот.

– Катерина, лекарь пришел, – шепнула ей старуха.

На лице больной появилась страдальческая улыбка, она повернула голову и поглядела на Кулсубая.

– Где болит? – спросил Кулсубай.

– Здесь, – тихо сказала Катерина и нажала на живот.

– Ясно. Теперь слушай внимательно – мой заговор поможет тебе, только если ты мне поверишь, поняла? Если ты хоть чуть-чуть усомнишься, еще хуже заболеешь! Все, кого я лечу, выздоравливают, и ты поправишься, только верь. Я говорю, пока буду читать молитву, думай про себя: «Я поправлюсь, я поправлюсь». Поняла?

– Поняла, – слабо улыбнулась Катерина. – Я тебе верю…

– Ну вот и хорошо! – Кулсубай погладил бороду, возвел глаза к потоку и запел, на ходу складывая слова в лад: