Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

– Опять явился, нечистый?.. Нечего тут тебе делать, иди отсюда. Забудь, как открываются наши ворота!.. Не хочет тебя видеть Нафиса… Не до тебя ей!

Он пытался уговорить злую женщину, говорил тихо и просительно, точно вымаливал, как голодный, кусок хлеба, но старуха была сурова и непреклонна.

Вздохнув, Хисматулла поплелся домой, чувствуя себя усталым и больным…

Мать с утра выглядывала сына на дороге, и, когда увидела, так нежно озарилось улыбкой ее сморщенное, смуглое, как кожура спелого грецкого ореха, лицо, что у Хисматуллы что-то дрогнуло внутри, и он, как в детстве, припал к матери, бережно поддерживая обеими руками ее худенькие плечи.

– Сынок, ты небось голодный? – отстраняясь, спросила Сайдеямал. – Вот тут у меня…

– Нет, нет, потом, – сказал Хисматулла, ласково гладя ее набухшие, скрюченные от стирки пальцы. – Не хочу я, чтобы ты из-за меня опять уставала… Погоди, скоро мы лучше жить станем, потерпи…

На глазах Сайдеямал появились слезы:

– Ладно, сынок, ладно…

– Я правду говорю, – поднял голову Хисматулла. – Будет и на нашей улице праздник, вот увидишь! Хоть в старости будешь счастливой….

– Что ты, сынок, где уже нам о счастье думать? Есть скатерть, а на ней кусок хлеба, и то го довольно! Что человеку суждено аллахом, то и будет, никто никогда от своей судьбы уйти не мог… Бай рождается баем, а бедняк – бедняком, а если к кому и пристанет чужое добро, от него только одни несчастья…

– Это неправда, эсей! – горячо возразил Хисматулла. – Так баи и помещики нарочно говорят, чтобы нас опутать!

– Да зачем баю нас опутывать, сынок?

– Чтобы мы на них работали!

Сайдеямал медленно и недоверчиво покачала головой:

– Слышала я уже все это… Вот и товарищам своим, что теперь к тебе по вечерам ходят, ты тоже самое говоришь, а я так думаю, что это все не твои слова…

– Не мои? А чьи же?

– Того неверного, что с тобой на прииске работает! Так и мулла мне говорил…

– Правда, мама, одна, ее из чужих слов не составишь!

– Может, оно и верно, сынок, делай, что хочешь, я в твои дела вмешиваться не хочу… Толь ко все-таки поменьше бы ты был с тем неверным, хоть ты и говоришь, что он человек хороший, грамоте тебя учит, а все какой бы ни был – не нашей он веры, сынок…

– Только две веры у людей бывает, эсей, две самые главные, – одни верят в то, что нужно быть хорошим человеком, а другие – в то, что можно прожить и жуликом, и бесчестным…

– Боюсь я за тебя, – опять покачала голо вой мать. – Наживешь ты себе врагов с такими мыслями, и отнимут у меня моего младшенького сыночка, последыша… – Она положила голову сына перед собой на подушку и стала разглаживать его волосы, расправляя короткие рыжеватые завитки.

Они долго сидели молча. Звенел за чувалом сверчок, скреблись под нарами мыши.

– Ты бы поел да ложился – устал ведь… – сказала Сайдеямал, глядя на худое лицо с резко обозначившимися скулами, на едва заметные, только начавшие расти усы и бороду, пробивавшиеся светлым рыжеватым пушком над губой и на подбородке.

– Чуть не забыл! – Хисматулла хлопнул себя ладонью по лбу и вскочил. – Мне же еще в одно место зайти надо!..

«Не буду спрашивать его, куда он идет, – решила про себя Сайдеямал. – Зачем беспокоить пустяками? Захочет – сам скажет… Хорошо бы, сходил к Гульямал, она женщина хорошая, да и я к ней привыкла… И сама к нему тянется, и не чужая, жалко родную на сторону отпускать, – старушка еще раз оглядела сына, его помятую, в глине, одежду, ввалившиеся глаза. – Женился бы, вот и пошло бы все хорошо, и не болтался бы где попало.»

– Ты чего? – заметив, как пристально смотрит на него мать, спросил Хисматулла.

– Я? Да все мои мысли, сынок, у тебя как на ладони, – уклонилась от прямого ответа Сайдеямал. – А как там с твоей работой? Мне вчера сказали, обвал был, два человека погибли… И еще говорят, у вас там драки часто у кабака, могут и убить!

– Что ты, мама! – Хисматулла сделал удив ленное лицо. Он не хотел беспокоить мать. – Все хорошо, ничего такого не было!

– Слава аллаху! – облегченно вздохнула Сайдеямал. – А здесь, на зимовье, чего только не брешут! Говорят, людская молва в гроб загонит и гвоздями заколотит…

Едва Хисматулла вышел на улицу, как от завалинки поднялись две темные тени.

– Вы, ребята? – негромко спросил Хисматулла. – Айда отойдем немного подальше!

По небу плыли тяжелые, словно отлитые из темного свинца Тучи, изредка месяц показывал свои рога, на деревне ожесточенно передаивались собаки.

Гайзулла старался шагать в ногу с товарищами, но больная нога мешала ему, и, заметив это, Хисматулла положил руку ему на плечо и сбавил шаг. Дойдя до песчаной косы под крутым берегом, остановились.

– Покамест дела хорошо идут, – не дожидаясь вопроса, затараторил Гайзулла. – Все раз дали, ни одного листочка не осталось. Три бумажки, как и в прошлый раз, на ворота урядника наклеили – вот потеха будет! – он весело рассмеялся.

– Я же говорил тебе, что не надо этого! – строго нахмурил брови Хисматулла. – Все по– своему делаешь, самовольничаешь, так из тебя никогда революционера не получится! И говорить тише надо, вдруг тут кто в кустах рядом спит?

Ребята приумолкли, в воздухе сильно пахло расцветающей черемухой.

– На что нам твой ри… рилацинер! Мы покамест сами с усами! – обиженно пробормотал Гайзулла, шмыгая носом. – Пошли, Загит! Покамест и без рилацинера проживем…

– А вот и врешь! – в свою очередь рассмеялся Хисматулла. – Усов у тебя пока нету, разве что сейчас от обиды выросли! Брось дуться, давай о деле лучше поговорим.

– Что говорить-то! – по-прежнему шмыгая носом, но не трогаясь, однако, с места, ответил Гайзулла – Покамест я и сам, без вас, богачам отомщу! Камнями в них кидать, а дома все подожжем, петуха красного пустим, правда, Загит?

Загит кивнул головой.

– Ну, бросишь камень один раз, другой, тут тебя и поймают, в тюрьму посадят, а бай все так же будет жить припеваючи! Нет, против баев нужно не так бороться, не в одиночку, а всем на родом, понял? И ты не думай о себе, что ты всю землю на руках нести можешь, у тебя на это сил не хватит, а вот если тебе все другие помогут, вот тут баям и крышка! Если дом у бая сгорит – он новый построит, а если его убьют – то вместо него еще другой вырастет, а если сразу всех баев выгнать, вот тут и начнем мы счастливую жизнь, понял?

Жадно слушавший Гайзулла кивнул головой.

– Всех выгнать, и русских тоже? – спросил молчавший до этого времени Загит.

– Всех богачей, по всей земле! – убежденно ответил Хисматулла. – Вот поэтому и вы должны не в одиночку бороться, а сообща, с нами! Знаете, почему мулла нас против русских на страивает? Потому что ему это выгодно! Потому что он боится, что русские и башкирские бедняки вместе, заодно будут и его прогонят, понят но? – Он вынул из-за пазухи листок и передал Гайзулле. – А вот это надо тому парню пере дать, что вчера на прииск с Кэжэнского завода приехал, только потихоньку, и еще на словах ему скажи, чтобы он то, что в этой бумажке написано, на собрании прочел…