Виталий Полупуднев - Великая Скифия

После произнесения молений, барашка вынесли во двор и заклали на алтаре. Старые серьезные жрецы долго рассматривали внутренности жертвенного агнца и солидно переговаривались, советуясь. Они искали начертаний будущего на кишках и печени животного. После совещания стали жечь жертвенное мясо и наблюдать, куда идет дым – прямо вверх густой струей или стелется по земле и рассеивается. Жгли на огне лопатки барашка и по их трещинам продолжали свои гадания. Заспорили, закричали, разойдясь во мнениях, и перешли к другим способам проникновения в тайны грядущего. Раскладывали ивовые прутья на земле и стояли подолгу в раздумье, подперев бороды кулаками. Брали по пучку лыковых тесемок и с пришептываниями заплетали и расплетали их. Выпускали голубей и внимательно следили за их полетом. Потом все разом покинули храмовой двор и вышли за город на открытое место. Падали ниц на перекрестках дорог и, приложив ухо к земле, слушали голоса подземных богов.

Тойлак, который возглавлял деятельность многолюдного аппарата, совершающего моления и жертвенные гадания, сбился с ног, чтобы успеть всюду. Он появлялся то тут, то там. Чудесная остроконечная шапка «пилос» с магическими знаками сбилась на одно ухо, полы его балахона развевались от быстрой ходьбы, обнажая сухие, голенастые ноги, покрытые редкими жесткими волосами. На помятом безбородом лице проступала испарина.

Утомленные служители богов вновь собрались в храме без свидетелей, вкусили жертвенного мяса, изжаренного на вертеле, еще раз поспорили и наконец пришли к единому заключению:

– Предсказания не вполне ясны, но благоприятны.

Тойлак немедленно отправился к царю и, подняв вверх обе руки объявил ему вещим, каркающим голосом:

– Иди!.. Иди, царь Палак, на эллинский город Херсонес!.. Разрушь его стены, низвергни его богов, разгони его жрецов, а на месте их смрадных храмов воздвигни пирамиду из зеленых лоз, воткни в ее вершину Священный меч и облей рукоять его кровью врагов! Пусть на месте города будут лишь развалины и пепел пожаров!..

Скифский патриарх больше всего боялся эллинизации Скифии, признания скифами греческих богов и падения авторитета жречества. В его словах прозвучало указание царю, как он должен действовать, захватив в свои руки вражеский город.

Но Палак думал совсем о другом, не возражая, однако, жрецу.

– Ты радуешь меня, отец, добрыми предсказаниями. Они полностью совпадают с заветами Скилура и моими желаниями. Мы победим!..

Царь испытывал подъем сил и настроения. Он считал себя близким к желанной цели. Все складывалось хорошо, во всяком случае лучше, чем в прошлом году. Тогда его воины впервые встретились с отлично вооруженной и обученной фалангой понтийских гоплитов. Теперь они уже не испугаются заморской пехоты. Диофант имел метательные машины, действие которых поразило дух скифского войска. Нынче Палак имеет такие же машины. Правда, вооружение скифского войска пестрое, большинство воинов вооружено самодельными луками, копьями и кожаными щитами. Зато уже движется пополнение из-за Тафр. Агары – народ крепкий, неплохо вооруженный, воинственный! А если потребуется, то и Тасий не подведет, поможет! Он слишком суеверен, чтобы нарушить клятву. Боспор? По соображениям Палака, Боспор мог бы протянуть Херсонесу руку помощи, но, судя по беседам с Саклеем, он жаждет больше покоя, чем битв, да и утверждения Лайонака о готовящемся восстании рабов указывали на то, что Перисаду сейчас не до ратных трудов.

Несмотря на суровость, с которой он принял рабского посланца, Палака не оставляла мысль о восточном походе и даже об использовании восстания рабов. «Вот возьмем Херсонес и тогда еще раз подумаем о предложении сатавка!» – размышлял он и тут же спрашивал себя: долго ли продержится чудо-город? Удастся ли взять его штурмом или потребуются долгие месяцы утомительной осады?.. Во всяком случае, херсонесцы не могут долго отсиживаться, хлеба у них мало, по донесению Вастака – месяца на два-три. Смышленый отрок Ханак подслушал беседу своего хозяина с Херемоном, и тайное стало известно в Неаполе.

В общем, царь был доволен ходом событий. Уравновешенность и уверенность в себе полностью вернулись к нему, подкрепляясь убеждением, что Скилур невидимо следит за ним из страны теней и помогает ему. «Кто знает, – повторял он свою давнишнюю мысль, – может быть, в прошлогоднем поражении было скрытое, но глубокое значение. Поражение явилось как бы предупреждением о том, что есть силы более мощные, чем херсонесское ополчение или боспорские наемники, даже, наконец, чем роксоланская орда. Войско Диофанта предстало как образец того, что нужно иметь, чтобы стать могущественным».

Пройдя на женскую половину дворца, Палак весело сообщил царице:

– Все говорит о том, что поход на Херсонес будет удачным!

Опия без особой радости встретила эти слова. Непосредственная в своих переживаниях, женщина не удержалась, чтобы не сообщить о своем посещении хижины Никии и ее предсказаниях.

С задумчивостью выслушал Палак супругу, тряхнул волосами, словно стряхивая неприятные мысли.

– То, что ты говоришь, очень похоже на речи рабского посланника Лайонака. Все это чепуха! Пусть безумная бития не берется предсказывать царям! Десяток жрецов утверждают совсем другое, и я им верю! А помолиться херсонесской Деве ты скоро сможешь, это я обещаю тебе!

Он засмеялся, вспомнив, как велико желание Тасия приобрести херсонесский састер.

Царица в восторге упала на колени перед Палаком.

– Как ты радуешь меня этим, государь! Но когда это сбудется? Я ночи не буду спать в ожидании!

– Если тавры сумеют выкрасть свою богиню – а они пытаются сделать это, – то очень скоро ты сумеешь ей поклониться. Через несколько дней. Если же тавры не сумеют сделать этого, ты поклонишься Деве, как только мы возьмем штурмом Херсонес!

– Ага, – протянула царица, не будучи в силах скрыть свое разочарование. – Я понимаю тебя. Это значит, что ты не хочешь отказаться от похода на Херсонес!

– А почему я должен отказаться? Уж не потому ли, что мой поход не по душе полоумной знахарке?.. Нет, Опия, и ты не должна думать иначе! Херсонес будет нашим раньше, чем выпадет снег! Воевать его первым завещал Скилур! Кто может усомниться в мудрости моего великого родителя?

Опия безмолвно склонила голову. Перед ее мысленным взором стояло лицо страшной битии, а в ушах звучали ее жуткие предсказания. Будущее казалось неясным и пугало неизвестностью.

Вечером того же дня Палак принял Вастака, прибывшего из Херсонеса. Лазутчик сообщил царю о провале таврской затеи с похищением кумира Девы, что очень неприятно отозвалось в сердце Палака. Он стал угрюмым и бросил Вастаку: