Виталий Полупуднев - Великая Скифия

– Пусть царь Палак живет и здравствует многие годы! А достичь победы мы поможем ему всеми силами.

– Я передам царю твои хорошие и мужественные слова.

Четверо всадников возвращались в Неаполь уже ночью. Небо, ясное и звездное с вечера, потемнело, заволоклось черными полосами туч. Ветер усилился. Фарзой зевал во весь рот и кутался в плащ. Думал о благородном агарском князе-вожде и его жене. Марсак пытливо вслушивался и вглядывался во тьму ночи. Сирийца предусмотрительно послал вперед.

Спустились в совершенно темную балку. Опять услышали говор ручья. Но опытное ухо старого вояки уловило и нечто другое. Хрустела галька под копытами коней, бредущих через ручей. Марсак натянул поводья. Впереди послышался многоконный топот и звук падения тела на землю.

– Эй! – крикнул издали Сириец, но так глухо, словно его схватили за горло.

– Засада! – вскричал Марсак. – Поворачивай, князь, коня и скачи обратно в агарский лагерь!.. Мы с Пифодором задержим разбойников!

Но Фарзой никогда не был трусом. Наоборот, опасность возбуждала его, зажигала боевой дух. Сейчас он не стал рассуждать, но, обнажив меч, ударил пятками коня и во всю прыть помчался вперед.

Схватка произошла так быстро, что ни нападающие, ни обороняющиеся не знали, кому наносят удары. Под Фарзоем убили коня. Он очутился на земле, хотел вскочить на ноги, но поскользнулся и рухнул в воду. Кто-то схватил его сзади, по шее царапнула волосяная веревка.

– Князь, где ты? – задыхаясь, кричал Марсак, нанося удары невидимым во тьме врагам.

Фарзой вспомнил, что у него за поясом есть нож. Он достал его и всадил в бок противнику. Тот со стоном повалился в ручей.

В этот миг яркий свет озарил место сражения. Послышались крики и топот лошадиных копыт. Налетели всадники с факелами, мгновенно сбили с ног двух или трех разбойников, накинули на них арканы. Марсак огляделся. На дороге лежали два трупа. Фарзой выбирался из ручья. Пифодор продолжал кататься по земле, борясь с одним из неизвестных. Дядька кинулся было на помощь, но злоумышленник неожиданно оттолкнул грека и исчез в зарослях ивняка, покрывавших берега ручья.

– Ты не ранен, князь? – послышался встревоженный голос Борака.

Агар спрыгнул с седла и помог Фарзою выбраться на берег.

– Нет, я цел. Они хотели связать меня, но я, кажется, убил одного ножом. Спасибо, Борак, ты спас мне жизнь, я твой вечный должник!

– Ты сам защитил себя, бесстрашный витязь!

Они обменялись дружеским рукопожатием.

– Мой опыт подсказал мне, – объяснил Борак свое появление, – что ночь слишком темна и способствует всякому злому делу. Я и выехал следом за тобою.

– Ты благородный человек.

Подошел Марсак, помятый, но невредимый.

– Слава Папаю! Ты не ранен, мой господин?

– Нет. А ты, мой богатырь?

– Цел и я, и Пифодор тоже. Сириец убит. Жаль, хороший слуга был.

– Да, Сирийца жаль!.. Кто же напал на нас?

– А об этом мы узнаем от этих двух, что попали на арканы агарских наездников.

Один из задержанных, широкоплечий детина с пышной шевелюрой и бритым лицом, сразу привлек общее внимание. Одет он был пастухом, но на белых руках сверкали перстни.

– Чей ты человек?

Детина молчал, дерзко усмехаясь.

– Пусть молчит, – сказал дядька, – и без его слов ясно, что это люди Гориопифа!.. Это же младший князь Напак, силач и друг «вепрей», которого я повалил на ристалище перед всем народом!

– Теперь я узнал его, – отозвался Фарзой. – Оказывается, не только его братья, но и он сам занимается разбоем! Что же мы будем делать с этими людьми?

По настоянию Марсака пленников отпустили.

– Поверьте, так будет лучше! – заключил дядька.

Пришлось вернуться в табор Борака и там заночевать, так как время было позднее и ворота города закрыты до утра.

Площадь кипела войсками. С крыш домов горожане смотрели на блестящие толпы царских дружинников. Палак попрощался с царицей и вышел на крыльцо. Его встретили приветственными криками. В воздухе полоскались знамена. К крыльцу подвели белого коня под пурпурной попоной. Царь стал медленно спускаться по ступеням. За ним следовали ближайшие соратники, все в походном вооружении. Он поднял руки вверх и, закрыв глаза, прочел молитву, обращенную ко всем богам и душам предков, а в первую очередь к Скилуру. Все притихли.

И в этот торжественный час перед царским крыльцом появилась странная фигура женщины, одетой в заплатанную, но чистую рубаху. Народ и воины расступились в страхе. Все узнали известную битию Неаполя Никию. Ветер развевал ее седые волосы, глаза горели безумием. Она постучала клюкой по каменным плитам и потрясла космами распущенных волос.

Палак вздрогнул, встретившись с нею глазами. Его пронизал ее взгляд, пылающий холодным огнем.

– Чего тебе? – спросил царь с невольной робостью.

– Остановись, царь сколотов! – вскричала колдунья необычайно зычным голосом, который услышали во всех концах площади. – Не ходи походом на Херсонес сейчас!.. Там не будет тебе удачи!.. Иди на восток, на Пантикапей, где томятся в неволе тысячи сколотов!.. Там найдешь удачу, богатство, великую славу!.. Когда омоешь ноги в проливе между морем и «матерью морей», станешь непобедимым!.. А под Херсонесом тебя ждет несчастье!.. Твои жрецы не сказали тебе правды. Подумай, пока не поздно.

– Схватить ведьму! – вне себя завизжал Тойлак.

Жрец кинулся к битии, теряя туфли на ступенях дворцовой лестницы. Но женщина встретила его бесстрашно, выпрямившись во весь рост.

– Не трогай битию! – раздались голоса из народа и даже из рядов войск.

– Хватай ее! – кричал Тойлак.

– Подождите! – царь поднял руку. – Скажите – кто эта женщина?

– Это бития Никия, – доложили ему.

– Никия?.. – царь с любопытством всмотрелся в исступленное лицо знахарки.

В душе у него кипело, но он поднял голову и усмехнулся так, чтобы видели все.

– Отпустите ее с миром, – повелел он, – женщина не в своем уме… Все гадания уже сделаны и предвещают нам только победу!

И тут же велел сделать подарок Никии.

Из окна женских покоев дворца смотрела Опия. На лице царицы отражались испуг и душевная горечь. Она ахнула, когда Тойлак поспешил к вещунье, и сделала рукою движение, словно желая защитить ее. Увидев смущение Палака, его неожиданную снисходительность к предсказательнице и даже милость к ней, царица не выдержала и упала на руки Ираны вся в слезах.

– Старуха права, старуха права! – повторяла она сквозь рыдания. – И царь чувствовал это!

Волна замешательства прокатилась по рядам войска.

– Примета плохая, – сказал кто-то.

– Плохой признак, – подтвердили многие.

Войска двинулись конным и пешим порядком в сторону Херсонеса. В виде залога заключенной дружбы вместе со скифами выступило несколько сотен роксоланов, возглавляемых племянником Тасия Урызмагом.