Виталий Полупуднев - Великая Скифия

Проревс был вольноотпущенником, то есть почти рабом, и выглядел забитым.

Море сверкало нестерпимо.

Триерарх в это время спал сладким сном в передней рубке на мягком ложе, хлебнув изрядно из амфоры, преподнесенной ему купцами в знак уважения.

Гераклеоты обтирали пот с бородатых физиономий и разговаривали.

– Продам вино, закуплю зерно! – вслух мечтал молодой виноторговец Мениск, встряхивая черными кудрями. – Хороша скифская пшеница – лучше фракийской!

– А главное – дешевле! – хмыкнул в усы его сосед, мрачный, преждевременно увядший человек, почти старик, с иссохшим землистого оттенка лицом. – Будь скифы более сообразительны, они могли бы брать дороже. Мне кажется, они скоро додумаются до этого…

Он хотел рассмеяться, но подавился беззвучным кашлем, причем лицо его почернело, а рука схватилась за впалую грудь.

– Нынче цены на хлеб в Понте будут высокие, можно получить немалый барыш! Молодой царь Митридат, да сохранят его боги, хочет иметь сильное и большое войско! Люди к нему все прибывают. В Синопе, Амисе и других городах кишмя кишат военные. Хлеба потребуется очень много! Уже сотни кораблей спешат отплыть вслед за нами в Херсонес, Ольвию и на Боспор!.. Всех манят скифские закрома! Но, слава Посейдону, мы одни из первых! Мы раньше многих прибудем в Херсонес!..

Это сказал полный румяный человек с пушистой бородой. Когда он говорил или смеялся, то его челюсти обнажались и зубы по-козлиному выступали вперед. Его масленые глазки с необыкновенной живостью бегали, не упуская ничего, что творилось вокруг. В интонациях его речи звучала лицемерная благонамеренность. Имя царя он произносил с таким благочинием, словно Митридат Шестой мог слышать его и оценить его верноподданнические чувства.

Мрачный Гигиенонт прокашлялся, поднял глаза на словоохотливого собеседника.

– Пусть боги любят тебя, Автократ! Ты умеешь во всем найти хорошее. Но мне кажется, что ты подобен тунцу, который видит только одним глазом, почему и мир для тебя существует лишь с одной стороны!..

Гигиенонт пощупал себя за горло, хрипло выдохнул.

– Тебя, – продолжал он, – радует, что войско молодого царя растет быстрее грозовой тучи. Ты предвидишь военные поставки и барыши! Это неплохо, никто из нас не откажется от военных поставок, но меня пугает другое…

– Что же тебя пугает, почтенный Гигиенонт?

– Против кого это войско? Всякий скажет, что против Рима! Рим тоже знает это и поспешно кует мечи против Понта. Две страшные силы готовы столкнуться…

– Что ж, Рим будет побежден!

– Не спорю. Надеюсь, что так и будет! Но, друзья мои! Для нашего священного полиса Гераклеи Рим будет Сциллой, а Понт – Харибдой! Кто знает, не суждено ли Гераклее быть раздавленной этими страшными силами, как лбами бодающихся быков!..

Автократ ответил фальшивым смехом. Его поддержали другие, но тотчас умолкли.

– Рим стар и болен, – звонко заявил Автократ, – его раздирают внутренние непорядки, а Понт молод и силен, как и царь его! Гераклея – в союзе с Понтом, и плоды победы над кичливыми римлянами достанутся и ей!..

Это была официальная версия, которая оправдывала перед народом союз Гераклеи с Понтом. Она у всех уже навязла в зубах и сейчас не вызывала у присутствующих никакой реакции.

Каждый думал про себя: «Словно Гераклея сама пожелала вступить в этот союз! Пусть бы попробовала брыкаться! Понт сумел бы ее обуздать! Теперь Гераклея свободна не более, чем вол, который волен идти лишь туда, куда его гонит хозяин».

– А мне кажется, – с беспечным видом вставил Мениск, – раз мы купцы, наше дело торговать и богатеть! Эх, хорошо бы стать богатым!.. Мне одна пифия предсказывала богатство!..

– Ты прав, Мениск, – отозвался Автократ, – нужно богатеть во что бы то ни стало! Богатые люди в полисе столь же необходимы, как колонны в храме, – на них держится все здание! Убери колонны, и здание рухнет! Кроме того, золотой щит хорошо защищает от стрел любого врага!

– Значит, богатея, мы укрепляем полис?

– Да!.. А пока в полисе есть богатые люди, боги не допустят его погибели! Торгуя, мы делаем божье дело!

Это понравилось. Мениск громко расхохотался. На мертвенном лике Гигиенонта промелькнуло что-то напоминающее улыбку.

Молодой виноторговец, мечтающий разбогатеть, хлопнул мясистыми ладонями.

– Эй, малый! – крикнул он рабу. – Принеси нам две запечатанные амфоры и гидрию с водою! Почтенная компания умирает от жажды!

При этих словах он бросил косой взгляд в сторону двух мужей, стоявших поодаль у борта. Старший из них, высокий, уже немолодой мужчина, с умным подвижным лицом, украшенным остроконечной бородкой, был одет просто, но в добротную ткань. Он успевал смотреть в морскую даль, чутко вслушиваться в разговоры гераклеотов и что-то говорить своему собеседнику, тыкая в его сторону сухими длинными пальцами и выразительно играя косматыми бровями. Тот кивал головой и делал записи на вощаной дощечке.

– Теперь сложи все цифры, и мы получим общий расход… Совет потребует отчета!

– Сейчас подсчитаю, господин!

Пока секретарь производил подсчет, мужчина обратил острый взгляд в сторону купцов. До его ушей донеслось приказание Мениска, после которого раб, одетый в грязную дерюгу, принес вино и посуду.

– Вот, погляди, Матрий, – заметил мужчина, скривившись презрительно, – пример дурного тона! Хозяин облачен в персидскую ткань и угощает друзей красным вином, а его раб одет в рубище, истощен, как узник из городской тюрьмы, и покрыт насекомыми. Уважающий себя херсонесец покраснел бы, увидя таким своего раба!

Секретарь в знак полного понимания склонил голову, продолжая считать, причем шевелил губами, как школьник, решающий трудную задачу.

– Да, – продолжал хозяин, поднимая глаза вверх, – сколько величия в слове «метрополия», сколько невидимых, но крепких нитей протянуто между Гераклеей и священным городом Херсонесом, но никогда не следует забывать, что между ними лежит огромное и свирепое Эвксинское море!.. И это не случайно!

– Не случайно… – машинально прошептал собеседник, царапая стилом по дощечке. Он не пытался вникать в смысл слов хозяина, которые много раз слыхал, ибо сам был всего лишь грамотным рабом, а поэтому оставался бесконечно далеким от хозяйских праздных рассуждений.

Но господин и не нуждался в ответных речах своего безгласного и бесправного спутника. Он продолжал ворчать, обращаясь то к рабу, то к длинной рее, окутанной грязным, выцветшим парусом, угол которого почти касался его головы.

– Счастье Херсонеса, что он отделен от метрополии морем. Понт Эвксинский спасает нас от частых посещений таких вот искателей наживы, желающих получить полновесное зерно в обмен на свои гнилые товары! С тех пор как мы потеряли богатых и щедрых покупателей из Эллады, нас стали усиленно посещать такие вот голодранцы!.. Они на правах «братьев из метрополии» хотят поживиться на скифских берегах за счет Херсонеса! Эти подозрительные проходимцы, я уверен, собрали всякую дрянь вместо товаров, сообща в складчину наняли корабль и теперь мечтают стать богатыми после удачного плавания в Скифию!.. Тьфу! А ведь было время, когда около наших берегов появился флот Перикла!