Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

Танай присел на корточки перед костром и стал подкладывать в огонь сухие стебли полыни.

– Поедем со мной в Агарию, – предложила княгиня, наливая чашу вина и протягивая ее смелому воину, – такие, как ты, нужны агарскому племени!

– Спасибо, княгиня! За вино и за доброе слово! Но, прости меня, не верю я, чтобы Фарзой погиб. Хочу разыскать его и освободить! Один он смог бы стать настоящим народным воеводой и освободить Скифию!

Глаза Табаны вспыхнули, словно она ожидала этих слов. Но тут же погасли.

– Нет, – произнесла она, печально опустив голову, – если бы он был жив, я знала бы об этом.

Лайонак настороженно поднят руку и прислушался. Он уловил неясные звуки со стороны моря.

– Ты ждешь Пифодора, – усмехнулась княгиня меланхолически, – напрасно. Пират побоится высадиться на берег около Херсонеса. Да и что он может знать?

– Но я слышу плеск весел!

– Это смех ночных духов… Давайте заканчивать тризну!

По знаку Лайонака котлы были сняты с треног, все воины, усталые после плясок, уселись вокруг. Началось обильное поминание покойного князя Борака. Люди жадно ели мясо, пили вина, привезенные на вьюках щедрой княгиней. Последняя вздыхала и продолжала бормотать не то молитвы, не то заклинания.

Боспорец искоса посматривал на вдову. Он уже заметил, что Табана после смерти Борака жила надеждой разыскать Фарзоя. Теперь же, когда Диофант разбил эту надежду своим ответом, все чаще стала обращаться к богам и духам. Охотно устраивала моления и жертвоприношения, во время которых ее лицо становилось каким-то отчужденным, хотя и не теряло своей привлекательности. Еще молодая телом, женщина старилась душой, проявляла склонность к раздумью и печальным настроениям.

– Да, – сказала она, – не в добрый час решил Борак отправиться на помощь Палаку. Погиб сам, погиб где-то в степи царь, неизвестно, что случилось с царицей… Вот нет и Фарзоя… Видно, и мне надо уходить в страну духов.

– Что ты, княгиня! – возразил горячо Лайонак. – Тебе ли говорить о смерти! Ты молода и прекрасна, тебе суждены счастье и радость!.. Тебе надо быть с мужчиной! Одиночество и беспрерывные моления засушат тебя. Известно, что женщина лишь около мужчины сохраняет свежесть тела и веселье души.

– Увы, – зловеще отозвалась Табана, – увы!

Люди вскочили, прервав пиршество, некоторые кинулись к оружию, другие закричали, указывая на море:

– Лодка! Лодка!.. – и стали подкидывать в огонь хворосту, желая рассеять полуночный мрак.

– Тише вы! – властно приказал Лайонак. – Не нужно ни криков, ни лишнего света!

К берегу пристала лодка, еле различимая в темноте. Из лодки выскочил человек. Гребцы остались на местах, держа весла наготове.

– Эй, кто там? – окликнул приезжий, держа в руках меч.

– Опусти меч, Пифодор! – спокойно отозвался Лайонак. – Было время, я не мог узнать тебя, когда ты отрастил бороду. Помнишь, у Таная? А теперь вот и ты не признал меня из-за бороды.

– Это ты, Лайонак?.. И с бородой?.. А это кто?.. Ты, брат Танай? Ого-го! – Человек расхохотался таким беззаботным и заразительным смехом, что все серьезные поминальщики не могли не улыбнуться. Продолжая болтать и смеяться, он приблизился к огню и, разглядев Лайонака, опять разразился своим мальчишеским хохотом.

Сам он выглядел щеголевато. Одет был в скифские шаровары и черный ольвийский плащ. На голове тускло блестел медный шлем. Хорошо выбритый подбородок лоснился, как у богатого человека. Но он не походил на эллина, ибо отпустил длинные вьющиеся усы, как это было принято у борисфенских поселенцев, и в ухе болталась большая золотая серьга.

– Ты, Пифодор, прямо артист! Похож не то на будина, не то на черноризца с того берега Борисфена. И, видно, живешь не плохо!

– Хо-хо-хо! – залился грек счастливым смехом, – я пират!.. А в наше время только и можно жить пирату! Я хозяин сам себе, я имею корабль, сотню смелых ребят, и каждый день мы с Агамаром пьем вино, едим мясо и лучшую рыбу! Вот посмотрите на моих молодцов – половина их таврские парни, стойкие в бою воины! Среди них лучший – Гебр, тот, что побывал в Херсонесе, хотя и не сумел украсть статую богини. Вина тавры не пьют. Один Агамар с моей помощью пристрастился к горячительному питью.

Смеясь и дурачась, Пифодор подвел к костру старого тавра, одетого в греческий плащ. Белые волосы старика охватывала золотая тесьма. Борода была окрашена в огненно-рыжий цвет. Синий нос, покрытый узловатыми наростами, и слезящиеся глаза выдавали в нем старого пьяницу.

– Не смотрите, что он сед и всегда пьян, – продолжал Пифодор, – сила в нем большая! Он – старший над всеми таврами моего корабля. Без него совет таврских старейшин никогда не отпустил бы молодых воинов пиратствовать на эллинском корабле. Вино я даю ему мерой, боюсь – сопьется, умрет, тогда я останусь с одними бродягами… Слышите их разговоры?

Из лодки доносились грубые голоса и смех. Пифодор вздохнул. Вторую половину экипажа «Евпатории» составляли беглые рабы и просто бродяги и разбойники с больших дорог. Это была буйная вольница. Грести веслами она не желала, пила жадно и до дна. Всегда пьяные пираты часто ссорились из-за добычи, устраивали драки и кровопролития за игрой в кости, нередко проявляли строптивость и в отношениях со своим вожаком. Но они были отчаянно смелыми людьми, за что Пифодор прощал им многое.

– Мы трусов не держим на корабле, – рассказывал он. – И если трус обнаружится – мы его выбрасываем за борт! Кто пошел в пираты, тот свою голову жалеть не должен!

Тавры держались на корабле особняком. В кутежах и драках не участвовали. Они слепо шли за Агамаром, и если бы старик приказал, молодые воины не остановились бы перед уничтожением другой, нетаврской, половины экипажа, включая сюда и самого Пифодора. Для них всякий нетавр был нечистым, и убить его считалось делом, угодным богам.

Умело лавируя между двумя половинами своих подчиненных, Пифодор осуществлял абсолютную власть на корабле. Хотя никогда не ложился спать спокойно и не выпускал из рук рукоятку кинжала. Ему не хватало настоящего друга, на которого он мог бы опереться.

– О Лайонак, – болтал он у костра, – спасибо тебе, ты помог мне в прошлом, а теперь я предлагаю тебе свободную жизнь – поедем со мною! Будем братьями, и добычу – пополам!.. И ты, Танай, поедем! Куда тебе деваться?

– Нет, Пифодор, – ответил Лайонак, – я ведь посланец и должен вернуться к тем, кто послал меня. А тебе надо быть осторожным, ибо флот Диофанта весь здесь и вот-вот отправится в Пантикапей. Так говорят верные люди.

– Опоздали, опоздали! – замахал руками пират, – все изменилось, я привез новые вести. А какие – скажу сейчас. Где Табана?

– Вон, стоит у костра и ждет тебя.

Грек свистнул по-разбойничьи. Из лодки выскочило двое молодцов с объемистой ношей.