Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

– А ну, Синдида, зови сюда всех своих «козочек», мы полюбуемся на них! И Пситиру не забудь!

– Пситиру? – словно прозрела лукавая жрица. – Ты хочешь увидеть Пситиру? Для этого совсем не надобно звать всех девушек. Пситира укрылась у меня в эту страшную ночь по просьбе Фения. Мы все боялись этих взъяренных скотов!..

Она прикусила язык. Но Атамаз словно не слыхал ее слов.

– Я сохранила девочку, – продолжала жрица, – а сделать ее рабыней и не помышляла. Кто такое говорит, просто шутит. Мне нужна была помощница, а не рабыня. Старею я…

– Иафаг! Забирай свою невесту и веди ее домой. Фений будет благодарен тебе и скорее даст согласие на ваш брак!.. А для укрепления дружбы с ним передашь ему расписку, которую получишь сейчас от Синдиды. А ну?

Жрица не заставила себя ждать. Подавив вздох, она поспешно вручила Атамазу пожелтевший листок папируса.

– На, Иафаг! От этой расписки зависела судьба Фения и твоей невесты. Иди!.. Нет, постой! Надо разыскать Форгабака, этот хитрец давно заслуживает лютой смерти! Можешь сам и разделаться с ним!

– Я разыщу его! – ответил воин с решительным видом.

Отпустив Иафага, Атамаз закончил завтрак и поднялся из-за стола.

– Мне пора, – сказал он, – иду на площадь. Теперь я кормилец голодных. А вы гуляйте!

После его ухода Пифодор и Фарзой в обществе Зенона продолжали тянуть вино. Появились девушки. Они спели песню и сплясали. Глаза князя увлажнялись. После рабского весла его неудержимо тянуло к человеческим утехам. Он искал глазами ту, что так поразила его во время служения богине.

– Синдида, а где та, которая возлагала венки на алтарь богини?

Жрица вздохнула:

– Увы, ее уже нет в храме. Пришли ее знатные родственники и взяли девушку домой.

– Жаль.

– Не жалей, – подсказал Пифодор, – ушла одна, осталось еще десять. Погляди!

Грек, звеня серьгой в ухе, показал на девушек, что толпились перед ними.

На площади сгрудилась огромная толпа оборванных и изможденных людей, слышались жалобные выкрики, стоны вперемежку с гнусавым пением молитв. Все несчастные, отверженные, что не имели в Боспорском царстве пристанища и куска хлеба и ранее собирались около кладбища для молений единому богу, сейчас явились на площадь города и требовали, чтобы новый царь стал для них тем самым спасителем – сотером, – пришествия которого они так ждали.

– Новый царь Савмак – вот это и есть спаситель наш! Его прислал нам единый и великий бог. С помощью единого Савмак одолел Перисада и боспорских богачей.

– Савмак – сотер наш!

– Подождите, не спешите так называть его, – негромко шипели недоброжелатели, – посмотрим еще, каков он на деле! Друг ли простому и бедному люду или враг. Может, еще почище Перисада будет шкуры драть!

– Ой, смотрите! Что это такое? – воскликнула женщина с детьми.

Бывшие рабы, а сейчас царские воины с веселыми шутками (они только что поели и выпили) начали устанавливать на одной стороне площади невысокие столбы и прибивать к ним гвоздями поперечные шесты, как для вяления рыбы. Таких поперечин было водружено на столбиках не менее двадцати штук. Работали рабы очень быстро и искусно. На вопросы отвечали шутками или многозначительно отмалчивались.

– Для чего такие перекладины? – шептались люди в недоумении. – Никогда их раньше не ставили на площади.

– Чего нам бояться?! – восклицал оборванный молодой пелат с запачканным землей лицом. – Мы бродячие и голодные люди. Чем можно испугать нас?!

– А вот посмотришь, – негромко, но зловеще промолвил в ответ сутулый человек в рваном плаще и петазе. Он опирался на палку. – Вот посмотришь!.. Похоже, что к этим шестам будут привязывать людей для пытки. Они способны на все.

– Ну, если и привяжут, то не нас, – рассмеялся молодой пелат, – а того, кто побогаче. Может, тебя, добрый человек!

Тот еще больше согнулся, закашлялся по-старчески и поспешил замешаться в толпе.

– А вот еще новинка! – заметил парень, показывая пальцем на другую сторону площади. – Ну, а это для какой нужды?

– Для порки таких, как ты, попрошаек! – крикнул ему издали человек в петазе. – Ты еще попляшешь у нового царя!

– Мне все равно, при каком царе плясать, – отозвался парень, начиная сердиться. И, подняв с земли камень, пустил его вдогонку предсказателю.

Теперь все взоры устремились в другую сторону, где воины раскладывали на земле жерди, а потом покрывали их досками. Доски присыпали соломой. Никто не мог предположить, что именно готовится здесь. Чей-то нудный голос затянул:

– О царь Савмак! Мы голодны, мы давно не была сытыми. Накорми нас!

– Хлеба!.. Хлеба!..

Горожане, покинув свои дома, с удивлением смотрели на странные приготовления, на толпу голодных, просивших хлеба у нового царя.

– Ой, ой! – вскричала женщина с детьми, – Вот оно что!.. Ой, ой!..

Собрав ребятишек, она кинулась прочь. Толпа потеснилась в страхе. Наиболее благоразумные покинули площадь. Да и было отчего.

– Похоже, этот человек в шляпе что-то знал, – тихо предположил пожилой бедно одетый человек.

– Молчи, посмотрим!

Появились носильщики с тяжелым грузом, который они опустили на землю около странных сооружений. Ветер поднял покрывало, толпа ахнула. Это была страшная пыточная машина с зубчатыми колесами, закрутками, тупыми клиньями на засаленных веревках, привлекавших целые рои мух.

– Пытать кого-то будут!.. Ой, как страшно!..

– Да подожди, может, не тебя, – отозвался молодой пелат, перестав смеяться.

За пыточной машиной последовали колодки для узников, дубовые с железными замками. Их сваливали в кучу. Потом в сердцах многих печально, с болью отозвался звон цепей. Цепей оказалось очень много. Они развешивались длинными рядами на перекладины, стукались одна о другую, лязгали.

– А вот и кнуты и палки надсмотрщиков! Для чего все это?

Кнуты и палки тоже сваливали в кучу. Скоро одна сторона площади превратилась в жуткое пыточное место, от одного вида которого нападал ужас.

– Вот вам вместо хлеба! – опять говорил мужчина в петазе уже на другой стороне площади. – Сейчас придут царские воины и разгонят вас. А самых горластых на колеса потащат, чтобы хлеба не просили. А на те настилы трупы будут складывать.

– О-ох! Да за что же это, о боги?!

Ветерок донес теплый, раздражающий запах печеного хлеба. Из глубины улиц показались многочисленные носильщики с ношами на плечах, появились воины и образовали сплошной заслон перед настилами.

– Хлеб! – вскричал кто-то в толпе. – Хлебец печеный!.. Хлебец!..

– Хлеб!.. О единый и безыменный бог!.. Пойте, пойте гимн богу!.. Там, где хлеб, не может быть ничего плохого!..

До самых окраин Пантикапея донеслись радостные звуки гимна фиаситов единого бога. Пела пантикапейская и пришлая беднота. Это был гимн хлебу насущному, горячему и ароматному. Звуки гимна возносились туда, к чертогам единого бога, заступника несчастных и обиженных людей. Они лились и нарастали, превращаясь в торжественное прославление нового царя боспорского, посланного богом. Это он явился, чтобы покарать богатых и сытых и накормить голодных!