Овидий Горчаков - Ян Берзин — командарм ГРУ

Огромную помощь в трудной борьбе против «пятой колонны» оказывали советники из числа чекистов. Среди них были будущие Герои Советского Союза, прославившие себя неувядаемыми подвигами в тылу врага в годы Великой Отечественной войны, — Кирилл Прокофьевич Орловский, ставший впоследствии и Героем Социалистического Труда, Николай Архипович Прокопюк, Станислав Алексеевич Ваупшасов. Тяжелые удары нанесли они по «пятой колонне». В самом Мадриде они разоблачили, например, крупного гитлеровского резидента Отто Кирхнера, скрывавшегося в отеле «Севилья» под именем коммерсанта из Швеции Кобарда. Кирхнер успел сколотить в Мадриде и других испанских городах обширную агентурную сеть из испанцев — сторонников каудильо с немцами на основных, ключевых постах.

Особенно ценили Старика в Испании его прежние сотрудники. Все они тяжело переживали уход Павла Ивановича (так официально называли Берзина в Управлении) из Разведупра весной 1935 года. Нелегкая это штука — смена руководства на таком посту, хотя Старик сдал дела в полном порядке и максимально облегчил задачу своему наследнику — комкору С. П. Урицкому. Далеко уехал Павел Иванович, доведется ли вновь свидеться?.. И вдруг для многих неожиданная встреча в... Мадриде или Валенсии, Бильбао или Барселоне! Прибывающих в Испанию советских командиров-добровольцев встречает в штабе главный военный советник Республики. Другая фамилия — генерал Гришин, вместо гимнастерки с тремя ромбами — заграничный серый штатский костюм с жилетом, но разве перекрасишь эти яркоголубые глаза — молодые, живые, добрые и гневные глаза Старика!

Но вскоре стали прибывать в Испанию посланцы Ежова, назначенного наркомом внутренних дел СССР. Это были люди, охваченные шпиономанией, всюду — и среди защитников Испанской Республики — видевшие врагов народа. Берзин напрасно пытался унять развязанный ими террор. Не помогали его тревожные шифрорадиограммы в Москву.

Берзин работал дни и ночи. К. А. Мерецков писал: «Его латышская родина в то время была буржуазной страной... Наблюдая его в Испании, я не раз думал, что каждый удар, который наносил там этот мужественный человек по международному фашизму, представлялся ему, вероятно, очередным шагом к торжеству ленинских идей и в Латвии, и во всем мире. Так оно и было на деле» [36].

Генерал Бергонцоли, командир моторизованной дивизии «Литторио», «прославил» себя взятием Аддис-Абебы. Командующий итальянским экспедиционным корпусом на Пиренейском полуострове генерал Манчини передал «герою Аддис-Абебы» приказ дуче: проложить дорогу в Мадрид через трупы республиканцев.

8 марта 1937 года началось наступление итальянцев — 260-тысячного кадрового итальянского корпуса с приданными ему четырьмя дивизиями, еще пьяными от победы над эфиопами.

К. А. Мерецков вспоминает: «За тремя подписями (моей, Б. М. Симонова и Д. Г. Павлова) штабу фронта был представлен „План организации операции против итальянского экспедиционного корпуса“. Одновременно главному военному советнику в Валенсию за двумя подписями (моей и В. Е. Горева) пошла телеграмма о неотложных мерах помощи, которых мы ждем и о которых он должен сообщить республиканскому правительству. Штаб фронта рассмотрел этот план и утвердил его» [37].

Генерал Гришин сделал все, что от него зависело, для обеспечения победы, и сделал это в самые сжатые сроки, к негодованию любителей эпистолярного искусства в военном министерстве, превращавших элементарный приказ, как писал Мерецков, в «длинное литературное послание». Вредило делу и традиционное стремление кадровых испанских офицеров руководить операциями и управлять войсками, сидя в своих штабах.

План Мерецкова лег в основу большого контрнаступления, начавшегося 19 марта. Повсюду в эти дни на фронте, а затем и в тылу, слышалось: «Испания — не Абиссиния!». К 21 марта итальянский корпус был разгромлен.

Это было первое крупное военное поражение итальянского фашизма за шесть лет до Сталинградской битвы. И первым из советских генералов, увидевших допрашиваемых пленных фашистов — испанских, итальянских, немецких, был генерал Гришин, он же Берзин, корпусной комиссар Красной Армии.

Победа Республики под Гвадалахарой была не только военным, но и политическим успехом. Уже 13 марта Республиканское правительство сообщило телеграммой Лиге наций, что трофейные документы и показания захваченных итальянских военнопленных несомненно доказывают наличие регулярных войсковых частей итальянской армии в Испании.

И, конечно же, для Берзина было огромной победой, и не только личной, сообщение о приказе Муссолини, о котором он узнал из шифрорадиограммы, полученной из Саламанки, затем подтвержденной радиограммами из Бургоса, Севильи, Рима, Берлина и даже Токио. Разными словами на разных языках сообщалось одно: экс-начальник военной разведки Италии генерал Манчини, он же Марио Роатта, командующий экспедиционным корпусом в Испании, старый друг, помощник и собутыльник самого дуче, несмотря на его рапорт, в котором он объяснял поражение под Гвадалахарой появлением огромного количества русских с танками и самолетами, позорно снят со своего поста.

После победы под Гвадалахарой Гришин взялся, не переводя дыхания, за массу неотложных, незавершенных, начатых дел: писал и проталкивал с несокрушимым упорством докладные и меморандумы о срочной реорганизации армейских тылов, о формировании стратегических резервов, о призыве в армию новых контингентов военнообязанных, о расширении оборонной промышленности, о перестройке работы автотранспорта, о неотложном довооружении армии, где все еще не хватало винтовок, не говоря уже о пулеметах и пушках, где на 350 тысяч бойцов насчитывалось 100 самолетов и 70 танков в канун Гвадалахарской битвы, а теперь осталось еще меньше...

Мне посчастливилось разыскать в Москве единственного человека, который более 40 лет назад ежедневно с утра до вечера из месяца в месяц сопровождал генерала Гришина в Испании. Этот человек — Елена Константиновна Лебедева, работавшая в Испании под именем Лидии Мокрецовой. Гришин называл ее Лидой, она была его переводчицей. Родилась и училась в Париже, потом работала в КИМе и Коминтерне в Москве. В Валенсию прибыла через Берлин и Париж в ноябре 1936 года, когда Гришин находился в Мадриде и Альбасете.

— К главному советнику, — рассказывает Лида, — приходило колоссальное количество людей. Беседа шла за беседой. С утра до полуночи шли к нему испанцы, наши советники и специалисты. Только ночью оставался он наедине со своими мыслями, картами, отчетами, радиограммами, И все же я больше помню его в стремительном движении, в черной автомашине на прифронтовых дорогах, помню его чуть прихрамывающую после старого ранения походку. К этому человеку я всегда испытывала глубочайшее уважение. Со всеми был он неизменно корректен, тактичен, вежлив, никогда не выходил из себя... Впрочем, нет, однажды едва не изменило ему привычное хладнокровие. Одного генерала-интербригадовца хотел послать под Малагу, чтобы вывезти оставленные при отступлении оружие и боеприпасы, и генерал этот отказался ехать, заявив, что не желает быть «генералом отступления». Впервые увидела я тогда, как лицо Старика покрылось красными пятнами, как побелели и похолодели голубые глаза...