Василий Кукушкин - Избранное

В тот день Фаня еще дома переделала цифры на трех пятисотенных. Александр Михайлович повез их к Красину. На Невском проспекте он зашел в банк и легко разменял один кредитный билет, затем в ювелирном магазине на Садовой линии Гостиного двора купил серебряную цепочку к часам.

Тысячу рублей наличными Александр Михайлович внес в партийную кассу. Третью пятисотку передал Красину. Тот был доволен таким началом, художницу похвалил.

— А вас, Александр Михайлович, прошу, требую — больше пятисотенные самому не менять, — сказал мягко и строго Красин.

Петербург в преддверии масленой недели. На окнах трактиров, ресторанов появились сковородки с пышущими блинами. Скоро, скоро проспекты и улицы столицы огласят веселым звоном бубенцов и колокольчиков вейки.

Готовился к масленице и Микко. Он украсил дугу разноцветными лентами, повесил колокольчики и бубенцы. В канун масленицы, едва забрезжило, Микко запряг лошадь, ушел в дом переодеться. Вернувшись, застал в санях молодого барина. Дней десять он еще должен был пробыть в Гельсингфорсе.

— Никак на масленую собрался? — Александра Михайловича забавляла растерянность работника.

Микко любил бесшабашное веселье на масленой, праздничные базары, катание на карусели, представления в балаганах, вспыхивающие россыпи бенгальских огней.

— Вейка, деньги сами в карман сыплются. — Микко не стал запираться. — И погонять кобылу нужно, застоялась, зажиреет, кнутом не заставишь сани возить.

Поворчав, Микко начал распрягать лошадь, Александр Михайлович остановил.

— Надумал: поезжай в Питер, отпускаю на всю масленицу, — сказал он, решив отправить с ним десяток бомб.

Микко, отчаянный выпивоха и озорник, был трогательно предан молодому барину. Он мог ослушаться, когда приказывала Аделаида Федоровна. Незадолго до своей смерти она однажды так рассердилась на Микко, что пожаловалась: «Шура, он служит только тебе».

Спрятав под сено два плоских ящика, Александр Михайлович строго предупредил Микко.

— Трактиры объезжать. Пристанешь к обозу финских рыбаков. Когда везут салаку в столицу, стражники и таможенники редко проверяют.

Березин, наблюдавший из окна за сборами, не усидел в доме, отозвал Александра Михайловича в сторонку, встревоженно сказал:

— Соображаете? С кем отправляете бомбы? Уж лучше закинуть их в вагон Усатенко.

— Отказались окончательно от услуг этого кондуктора, — возразил Александр Михайлович, — а наш машинист опять в больнице лежит, на курьерском поезде больше никого своих нет.

— Сам перевезу, — отговаривал Березин. — Микко известный забулдыга, напьется до чертиков, если не в первом трактире, то во втором непременно.

— Не напьется, — защищал Микко Александр Михайлович. — Нужно знать его душу. Он не выдаст. Полицейские его знают, надо — прикинется пройдохой, угнал у барина тайком лошадь, вздумал поднажиться на вейке.

— В полицию, допустим, не попадет, ну а если подорвется? По пять бомб в ящике. — Березин старался убедить Александра Михайловича отказаться от безрассудного решения.

— Микко исправнее фельдъегеря доставит «конфетки» Лидии, — сказал уже резче Александр Михайлович.

В первый день масленицы после полудня у ворот усадьбы остановились легкие сани. Привязав лошадь к изгороди, Пильц направился к новой даче. Березин шмыгнул в угловую комнату, Александр Михайлович надел полушубок, схватил ведро — и на улицу, будто вышел за водой. Пильц тоже свернул к колодцу.

— Рад гостю, сижу медведем, — располагающе заговорил Александр Михайлович, опуская ведро в колодец, гадая, зачем заглянул на усадьбу Пильц.

— С почты! Телеграмма прибыла, по-соседски захватил, — сказал Пильц. — С удовольствием посижу в другой раз, сейчас некогда, со станции подводы идут, возчики балуют с вином.

Пильц попрощался, уехал, Александр Михайлович вскрыл телеграмму.

«Гостинцы получила, подгадал к масленой, приезжай, не бери с собой дядю, старику полезен лесной воздух, целую Ирина».

Березин встретил Игнатьева на кухне, взял ведро, накрыл кисеей, спросил:

— Телеграмма?! От кого?

— Про Микко знать дают, прибыл, — сказал Александр Михайлович, а сам думал, чем вызвана вторая часть телеграммы, не велено привозить бомбы, почему нужно перенести их в лес? И его самого ждут в городе.

Место явки — небольшой, но известный ресторан Соловьева — выбрала Лидия.

Ровно в семь вечера Александр Михайлович появился на углу Гороховой и Малой Морской. Лидия еще не пришла. Не останавливаясь, он направился к Исаакиевскому собору.

Пройдя несколько шагов, Александр Михайлович почувствовал острый запах духов, и тут же его подхватили молодые женщины. Слева — Лидия, справа — Софья. Это от нее пахло дорогими французскими духами.

— Отсчитывал законные минуты, положенные даме на опоздание. Не учел, что приятное общество вдвое увеличится, — начал было шутливо оправдываться Александр Михайлович.

— Часы ваши спешат, — перебила Лидия и кокетливо наклонилась к нему.

Метрдотель провел Александра Михайловича и дам в небольшой зал, где в левом углу оказался свободный столик.

— Замечательно, лучше и желать нельзя, — сказала Софья.

— Для панихиды с шампанским подходящее место, — загадочно усмехнулась Лидия.

Александр Михайлович подумал, что ослышался, переспросить помешал официант.

Взяв заказ, поставив сельтерскую воду, он ушел.

— По ком панихида с шампанским? — спросил Александр Михайлович.

Лидия переглянулась с Софьей. Что-то ей нужно сказать важное, но она не решалась.

— Трусиха, — проговорила Софья, — так и быть, приму твой крест…

И всегда решительная, находчивая, Софья смутилась, значит, действительно тяжелый крест.

Неловкую паузу сняла Лидия. Она попросила Александра Михайловича налить ей сельтерской воды.

— У нас с Лидией, — наконец сказала Софья, — дьявольски трудное поручение. Вы мужчина. Надеемся, что вы стойко примете решение о роспуске боевой технической группы и рабочих дружин.

Сколько отдано душевных сил, сколько они, их товарищи-связные, рисковали, перевозя капсулы гремучей ртути, динамит, винтовки. Вооружены дружины революционной армии, созданы тайные арсеналы — и все разом перечеркивается.

— Революция в стране идет на спад, самодержавие, преодолев страх, наступает, — продолжала Софья. — Центральный Комитет партии решил, что в сложившейся обстановке вооруженные выступления обречены на провал и приведут к напрасным жертвам.

— Так вот чем вызвана панихида с шампанским. Поднять фужер, выпить и разойтись по домам, — грустно сказал Александр Михайлович.

— Надо. — Лидия прижала к столу его руку и тоже грустным голосом повторила: — Надо. Отставка дана и мне, хранительнице бомбовых складов…