Василий Кукушкин - Избранное

Варя искала Ловягина среди офицеров, кинувшихся наводить порядок, а увидела его у коновязи. Он стоял, опираясь на трость, равнодушный к тому, что происходило на плацу.

— Товарищ главнокомандующий, — кричал Керенский, — я требую, немедленно демобилизуйте этого несознательного солдата!

Керенский совершил новую ошибку. В «пятачке» между машинами теперь очутилось десятка два солдат, и перед ними вырос частокол из винтовок, воткнутых в землю.

Корнилов почувствовал себя в ловушке. Театральный жест Керенского мог принести много бед. Демобилизовать одного зачинщика эффектно, но опасно: этого же хотят тысячи.

Незадачливого министра и главнокомандующего попыталась выручить Брешко-Брешковская. Поднималась она с сиденья по-старчески, осторожно; был момент, когда казалось, что ее дряхлая фигура так и останется в полусогнутом положении, но сестры милосердия вовремя подхватили ее под руки.

Надоело ли солдатам шуметь, уважение ли к старости или любопытство тут было, но многотысячная толпа на плацу вдруг затихла, будто перед молитвой. Офицеры воспользовались этим, оттеснили солдат от машин.

— Граждане солдаты, к вам обращаюсь я — бабушка русской революции, — довольно громко начала Брешко-Брешковская. — Да, я бабушка, человек, много проживший, много пострадавший от царского произвола. Я вам говорю: свобода в опасности. Верьте мне, мои сыны. Истинно русский человек не трус, он никогда не воткнет штык в землю, коли враг топчет дороги его родины.

Солдаты разноголосо зашумели. Теперь им трибуной служил не «пятачок» у автомобилей, а деревянная «кобыла». Варя не видела, когда на «кобылу» забрался солдат, его голос привлек ее внимание. Вид у этого солдата был жалкий. Застиранные брюки и гимнастерка, на ногах ботинки и обмотки — тип забитого обозника военного времени, а говорил он рассудительно.

— Мы, солдаты, не такие уж противники войны. Если война за народные интересы, то мы за такую войну, а получать «деревянного Георгия», чтобы наживались господа помещики и фабриканты…

Корнилову явно не нравился самостийный солдатский митинг. Он приехал сюда, чтобы привести солдат к присяге Временному правительству. Командир батальона догадывался о плохом настроении главнокомандующего. Он шепнул капельмейстеру. Оркестр заиграл вальс. Новый оратор постоял на «кобыле», ничего не сказав, спрыгнул.

Автомобили выехали на дорогу. Командир батальона скакал возле машины главнокомандующего, в чем-то оправдывался. Корнилов теребил ус и молчал.

Едва закрылись ворота за машинами, как Ловягин вошел в комнату, подсел к Варе:

— Ну и дела!

— Слышала, — Варя кивнула на раскрытое окно, — старушке мешали говорить. Можно не соглашаться…

— У нас, слава богу, обошлось без скандальных происшествий, а от саперов эсеровская «богородица» едва унесла ноги.

— Хорош Корнилов, женщину обижают, а он хмурится и ус теребит. Хорош генерал!

— Эх, Варя, мы живем в непонятное время. Корнилов — главнокомандующий без армии, армия почти вся у большевиков! В соседнем полку солдаты потребовали, чтобы Корнилов первым принял присягу.

— Подчинился?

— Вылез из машины, преклонил одно колено, перекрестился на купол полкового собора и прочел слова присяги. Присягал и я, а кому, зачем…

Ловягин сжал руками голову. Варя постаралась отвлечь его мысли от неудачной встречи высокого начальства.

— Даша мне рассказала про ваш неожиданный приезд. Обещали не раньше зимы.

— Не моя воля. Приехал за пополнением, а тут узнал про чудачество Агнессы. У меня серьезные намерения. Но она еще мне не жена, не прикажешь. Раскройте ей глаза, как в народе смотрят на «батальон смерти»…

У Вари до вечера было свободное время, но Ловягина вызвали в штаб. Среди пятнадцати тысяч солдат запасного батальона нашлось только триста добровольцев.

— А остальные пойдут по приказу, — объяснил Варе Ловягин, — увезу тысячу.

У ворот Ловягин обнял Варю, ей показалось, что глаза у него затуманились слезой.

Варя не скрыла от Агнессы, что была у Ловягина в казарме. Агнесса старалась себя оправдать:

— Убивается, а причина?! Я вступаю в батальон не флиртовать. Другой бы гордился такой невестой.

Агнесса решила склонить Варю если не к вступлению в батальон ударниц, то хотя б к одобрению своего поступка. Она уговорила Варю сходить с ней в штаб. «Батальон смерти» размещался в казармах жандармского дивизиона на Кирочной улице, недалеко от Литейного проспекта. Парадная оказалась на замке. В полукружье двора пахло перепрелым навозом. Агнесса зажала нос платком и проскочила на черную лестницу. «Ну и вояка», — усмехнулась Варя.

С горьким чувством Варя рассталась с Агнессой.

На пятые сутки Агнесса сбежала из «батальона смерти». Варя решила ни о чем ее не расспрашивать. Но едва она успела продиктовать Боре задачу, как пришла Агнесса и увела ее к себе.

— Что там, Варенька, творится, какая я была дура, что не послушалась Валентина. Отказалась пойти на офицерский кутеж, так меня навоз поставили возить. Хорошо, папин знакомый генерал был в это время в Петрограде…

Вторую неделю в пригороде горели леса и торфяные поля. Никто не тушил пожаров. В городе было душно, дымно, пахло гарью. Копоть оседала на окнах. Выходя на улицу, Варя оглядывала небо — оно не предвещало дождя, а нужен был хороший дождь — ливень.

Петроград жил в предчувствии каких-то новых, грозных событий. Еще не забылся расстрел войсками Временного правительства манифестантов у Публичной библиотеки, а город уже снова наполнили слухи о предстоящем выводе из столицы революционно настроенных полков, о предстоящем падении Риги. Вывести полки не удалось, а Рига пала. Изменник Корнилов открыл немцам дорогу на Петроград. Давно ли Керенский называл его «первым солдатом республики»?

В конце августа Теренины на несколько дней выехали в Келломяки за грибами. Они увезли с собой и Варю. Вслед за ними приехал на дачу Бук-Затонский. Он не дождался экипажа, пришел со станции пешком и сразу увел Бронислава Сергеевича к заливу.

Поход за грибами был отменен. «Что-то случилось в городе серьезное, — решила Варя. — Но что?»

Первым вечерним поездом Бук-Затонский и Бронислав Сергеевич уехали в Петроград. С ними собралась было и Агнесса.

— Сиди на даче, — сердито сказал ей отец.

Все-таки Агнесса узнала от Бук-Затонского, что Петроград объявлен на военном положении.

— Бук так переживает за Керенского! Корнилов оказался большой свиньей. Отдал немцам Ригу и в довершение всего идет с казаками и конницей на Петроград. Это правда. Бук привез папе манифест.

Она показала Варе листовку.

— Смотри, начинается, как у царя.

Листовка была отпечатана в хорошей типографии на плотной бумаге с водяными знаками. Агнесса была права — Корнилов подражал манифестам Романова: