Эдвард Резерфорд - Русское

Переворачивая страницы, он время от времени посматривал на нее. Неужели она моргнула? Как странно: он даже не боялся больше. «Я мог бы сидеть здесь, обсуждая с ней мои статьи», – с удовольствием подумал он.

Наконец Александр поднялся, словно в знак признательности за эту любопытную интермедию, дарованную ему Провидением, он сделал перед старухой несколько танцевальных па. Затем торжественно поклонился ей и удалился. Он отправился в обратный путь по огромному дому, где никого не потревожил.

Кроме графини, которая, уверившись в том, что он ушел, позвала служанку.

Татьяна была влюблена, она страдала. Если Александр приближался к ней, ее била дрожь; если улыбался, она вспыхивала; если в течение дня от него не было вестей, она становилась бледной и молчаливой. Теперь лицо ее похудело, поскольку все прошедшие недели она едва притрагивалась к пище.

С раннего утра она стояла у окна, глядя на улицу. Бессчетное число раз видела она сани, которые принимала за сани Боброва, и прижималась лицом к стеклу – все напрасно, сани проезжали мимо. Внезапно она заметила укутанную фигуру, шагающую по снегу, она была уверена, что узнала незнакомца, и отчаянно бежала из комнаты в комнату, чтобы не отстать от него, но нет… Прохожий завернул за угол и исчез из вида.

Наступили сумерки, когда матери удалось уговорить ее сесть, и тут она услышала какую-то суету внизу, затем последовала долгая тишина. Потом в дверном проеме появился отец:

– Александр Прокофьевич желает тебя видеть. Он намерен что-то тебе сказать. – (Она поднялась, очень бледная, слегка дрожа. К своему ужасу, она заметила, что ее отец встревожен.) – Перед тем как ты спустишься вниз, Татьяна, я должен спросить тебя, действительно ли ты хочешь такого мужа?

Она воззрилась на него. Значит, Александр пришел, чтобы сделать ей предложение? Она вспыхнула. Как только отец мог спрашивать?!

– Одну минуту, папа. – И она бросилась в свою комнату, а вслед за ней – мать. Отец остался в комнате один, все еще хмурясь. Насчет Боброва у него имелись некоторые сомнения.

Внизу ждал Александр. Шли минуты, но никто не выходил. «Господи, – думал он, – неужели после всего она передумала?» Прошло около четверти часа, прежде чем дверь открылась.

Татьяна застала его врасплох. На ней было ярко-синее платье, которое идеально шло к бледному лицу и оттеняло голубые глаза. Ее лицо, всегда казавшееся ему круглым и безмятежным, теперь сделалось тоньше, утратив детскую припухлость, так что прорезались скулы. Ее кожа чудесно светилась юностью, и она обратилась к нему со спокойной улыбкой:

– Александр, отец сказал, что вы хотели говорить со мной.

И, глядя на эту уверенную в себе наследницу, он мог только подумать: «Будь я проклят! Она бросила мне вызов». Да, теперь он поверил, что эта сильная молодая женщина была способна написать письмо, которое заставило его так смалодушничать. Он был впечатлен.

Но одного Александр не знал. Татьяна вообще не писала этого письма. Вернее, она выводила на бумаге слова, не соединяя их в предложения. И даже когда все было написано, она дрожала и сомневалась, то и дело поднимала большие, полные слез глаза на старую женщину, которая диктовала ей.

Мать Татьяны, будучи не в силах долее выносить страданий дочери, обратилась к одной даме, которая, хотя они были едва знакомы, взялась устроить это дело. Мать тайком отвела Татьяну к графине Туровой.

Это графиня выбрала столь жесткий тон для откровенно вызывающего письма; это графиня назвала Боброву крайний срок. Она была горда своей работой и вполне уверена в результате. «Он будет твоим, если ты этого хочешь», – хладнокровно предсказала она.

И зачем она взяла на себя такой труд? Уж конечно, не потому, что особенно заботилась об Александре или сочувствовала этой несчастной немочке. Разумеется, нет. Но Александр был ее родственником; девчонка – наследницей. Если он обзаведется богатой женой, это упрочит и ее положение. К тому же ей подвернулась превосходная возможность испытать свою власть, а такие шансы, надо признать, нынче выпадали нечасто.

Она сохранила все в тайне. Но когда в тот же вечер Александр неожиданно пришел спрашивать о наследстве, она чуть не расхохоталась вслух. Лишь с огромным трудом удалось ей сохранять невозмутимость. Ну не идеально ли разыграны карты? Как же приятно обставить игрока, затеявшего собственную игру.

Что до девчонки…

– Тебе, конечно, известно, что у него есть любовница? – с холодной фамильярностью поинтересовалась она у Татьяны, как только они закончили письмо. Графиня с любопытством наблюдала за тем, как она это примет.

Татьяна покраснела. Да, ей было это известно. Мать обо всем разузнала. Но для зрелого мужчины иметь любовницу было вполне нормально, такая связь даже окружала его аурой загадочности и соблазнительности.

– Осмелюсь надеяться, что с такой молодой женой, как Татьяна, ему не будет нужды думать о любовнице, – с надеждой заметила ее мать.

– Вовсе нет, – возразила старуха. – Чем больше мужчина в определенном возрасте получает, тем больше разгорается его аппетит. – Она повернулась к Татьяне. – Ты не должна оставлять ему ни времени, ни возможности, если хочешь, чтобы муж был тебе верен. Другого рецепта нет.

Вооруженная этими сведениями и решительным письмом, Татьяна, страдая от неразделенной любви, вернулась домой и стала ждать.

Душевная боль придала ей сил. Если ее и охватило смятение, пока она ждала ответа Боброва, теперь, в момент своего триумфа, она твердо намеревалась сохранять спокойствие; как бы страстно она его ни желала, нельзя дать ему второго шанса унизить ее. Отныне и навеки она заставит его думать, что это он осчастливлен ею, а не наоборот. «Я оторву его от этой француженки», – решила она. Именно эта мысль помогла ей в критический момент поразить Боброва невозмутимостью и отстраненностью.

Так и получилось, что Александр Бобров сделал предложение.

В тот вечер, когда Бобров ехал по городу, падал легкий снежок. Костры у будок городовых на углах улиц казались оранжевыми, а сами будки тонули в снежной мгле. Это было на руку Александру, поскольку ему вовсе не хотелось попадаться кому-нибудь на глаза. У Фонтанки он вылез из саней и, велев извозчику ждать, один двинулся по небольшому мостику. Через несколько секунд он исчез.

Александр шел быстро, но с осторожностью, то и дело воровато оглядываясь, чтобы удостовериться, что за ним никто не идет. Район считался вполне респектабельным: меньше половины домов были деревянными, остальные – кирпичными или каменными. Он миновал церковь и свернул на тихую улицу.

Одно тревожило его. Куда, черт возьми, запропастилось письмо? Когда незнакомец принес его прошлым вечером, он намеревался сжечь его дома. Но потом позабыл. Лишь уехав на следующий день от Татьяны, он вспомнил о записке и, пошарив в кармане шубы, обнаружил, что бумажка исчезла. Александр лишь пожал плечами. На самом деле это не имело большого значения. Даже если оно попадет кому-то в руки, все равно никто ничего не поймет.