Эдвард Резерфорд - Русское

Теперь Александр свернул в сводчатую подворотню и оказался в темном дворе большого здания. Его стены были покрыты отслаивающейся розовой штукатуркой; как большинство таких строений, дом был разделен на довольно просторные квартиры: по две на каждом этаже. Жили здесь в основном купцы средней руки. Оглянувшись в последний раз, он стал подниматься на второй этаж по каменной, плохо освещенной лестнице. Бобров никого не встретил, за исключением очень большой черной кошки, сидевшей на подоконнике, но на кошку он не обратил внимания.

Добравшись до квартиры, он осторожно трижды постучал, после чего дверь приоткрылась и из темной передней послышался тихий голос:

– Что вам угодно?

– Розовый крест.

Дверь широко распахнулась. Потому что Александр Бобров, игрок, был членом самого узкого кружка великого тайного братства франкмасонов. И в тот вечер они собрались по важному делу.

Возможно, ей следовало об этом догадаться. Но она была еще очень юна. К такому заключению Татьяна пришла в последующие годы.

Она любила мужа. Завидев, как подъезжает его экипаж, или наблюдая, как лакей у входа берет у него пальто, она дрожала от волнения. Он знал, как внушить любовь. Даже в первые дни после женитьбы, казалось, он все держал под контролем. Занимаясь с ней любовью и уже достигнув оргазма, он продолжал разными способами возбуждать ее снова и снова, заставляя ее пылать от страсти, желать его все больше и больше. Ей нравилось в нем все: внешность, манера одеваться, обширные познания, много превосходившие ее собственные. Даже небольшая округлость вокруг талии, появившаяся в первый год их брака, казалось, шла ему: он был ладным и крепким.

Конечно, он тоже наслаждался их любовью. Она знала, была уверена. Татьяна многому училась. С радостью вкушала она неизведанные ранее удовольствия и дарила их. Она была счастлива, воодушевлена, она когда-то удивила его и была готова удивлять дальше!

У нее имелись большие достоинства. Она была добросердечной и практичной. Ей нравилось руководить прислугой на кухне, и она сама чудесно пекла и очень этим гордилась. Сидя за столом напротив мужа, она, заливаясь румянцем от волнения, следила, вкусно ли ему, доволен ли он. Как он бывал восхищен, как очарован!

Для Татьяны стало настоящим потрясением, когда через полгода после женитьбы муж однажды не вернулся ночевать домой, и тогда она начала подозревать, что Александр все еще любит Аделаиду де Ронвиль.

Она была права. А Александр все твердил себе, что это его вина. «На самом деле, – думал он, – мне совершенно не в чем упрекнуть Татьяну».

Не ее вина в том, что она была так молода. Не ее вина, что, как и большинство девушек этого круга, она получила весьма скудное образование. Она не могла посмеяться французской шутке, как мадам де Ронвиль или даже старая графиня. Не ее вина, что в тех случаях, когда он брал ее с собой в салоны, наподобие того, что держала графиня Турова, – Татьяна скромно сидела в сторонке, а если графиня и снисходила до того, чтобы справиться о ее здоровье, то больше во весь вечер не проявляла к ней интереса.

Не ее вина, что через несколько месяцев он совершенно охладел к ее сладостям и что по обоюдному молчаливому согласию он отправлялся к графине один.

Не ее вина была и в том – Александр это понимал, – что супруга лишь отчасти удовлетворяли их любовные игры. Те самые, которые доставляли такое удовольствие вначале, когда его возбуждало ее юное, пышное тело. «Да, – думал он, – именно так все определено природой. Юная девица, полная энергии, охваченная любовным восторгом. Не ее вина в том, что она добивается любви то покорностью, то натиском, которые так далеки от изощренной утонченности мадам де Ронвиль».

Очень скоро он обнаружил, что пресытился молодой женой и что семейная жизнь лишила его того ощущения глубокой внутренней удовлетворенности, которое отличает убежденного холостяка.

Он чувствовал себя виноватым. Он знал, как сделаться для своей молодой жены любимым и желанным, однако понял, что не в силах расстаться с Аделаидой. Он не хотел заставлять жену страдать, но что он мог поделать? Лишь со стареющей француженкой он обретал покой. «Только с тобой, – говорил он ей, – могу я сидеть, très chère amie, и слушать тиканье часов». И страсть его на самом деле не только не угасла, а, наоборот, разгорелась. Морщинки на ее лице, на которое он смотрел с любовью, прочерченные столь тонко, так много говорившие о ее характере, значили для него не увядание, а скорее квинтэссенцию возбуждения. Ее тело, во многих отношениях по-прежнему молодое, теперь наполняло его особенной нежностью. Как ни странно, именно юность его жены заставила его сильнее полюбить зрелую женщину. Так и получилось, что с осторожностью, но часто он продолжал навещать Аделаиду.

Через неделю после того, как Александр не ночевал дома, он должен был посетить салон графини Туровой. Татьяна ничего не сказала, но, тайно собравшись, вскоре отправилась вслед за ним в нанятом экипаже. Она видела, как он вошел, и стала тихонько ждать снаружи. Около одиннадцати гости разошлись, и свет в залах погас. Она подождала еще двадцать минут. Теперь все окна в центральной части здания были темными. Но в восточном крыле, где находились комнаты мадам де Ронвиль, она заметила слабое мерцание свечей. Затем погасли и они. Помедлив еще немного, она поехала домой.

Татьяна понимала, что ожидала именно этого. Но боль была нестерпимой. Однако она мудро промолчала. Чего бы она добилась? Он стал бы отпираться, и тогда между ними встала бы ложь, а это было еще горше и унизительней.

Шли недели. Она старалась выбросить француженку из головы, но едва ли могла думать о чем-то другом. Александр, со своей стороны, старался относиться к ней по-доброму. Ведь не ее вина в том, что она не сумела сделать его счастливым: она была хорошей женой и, несмотря на страдания, которые, как Александр догадывался, он причинял ей, никогда не жаловалась. Нет, ему не в чем было ее упрекнуть. И поскольку он так ясно понимал это умом, ему ни разу не пришло в голову, что в глубине души он винит во всем именно ее.

Осенью 1787 года в жизни Татьяны произошли перемены. Во-первых, она обнаружила, что беременна. И это было ее единственной радостью. «Конечно, это больше привяжет Александра ко мне», – думала она.

Второе обстоятельство тем не менее поставило ее в тупик. Она почувствовала, что в жизни Александра происходит что-то еще, что-то тайное, о чем она ничего не знала. И самым очевидным свидетельством этого стали его внезапные отлучки.

Несколько раз в течение прошедших месяцев он уезжал куда-то по каким-то неожиданным делам. Однажды он уехал поздно ночью, хотя Татьяна знала наверняка, что Аделаиды де Ронвиль не было в городе. А что, если у Александра имелась другая – вторая – любовница?