Эдвард Резерфорд - Русское

– Думаю, Сережа, так нам и следует поступить, – с нежностью ответил он.

Впрочем, в последние дни все было тихо. Военных больше не было видно. В Русском, как всегда, царил покой.

Сергей не только любил свою семью, он был страстно влюблен в нее. Его мать в свои сорок два года превратилась в зрелую классическую красавицу со скорее германскими чертами. Она не походила ни на одну женщину, которую мальчику доводилось видеть до сих пор, и по какой-то восхитительной причине была с ним так нежна и ласкова, как ни с кем из прочих членов семейства, и мальчик этим втайне очень гордился. А еще у него был брат, строгий Алексей, сейчас он был далеко, воевал с Наполеоном. Он был высок и темноволос, как отец. Иногда Сергей немного побаивался Алексея, который по временам бывал холодным и отстраненным. Но разве офицер и герой не имел на это права?

А дома оставался Илья. Некоторые смеялись над его белокурым братцем, потому что тот был ленив и толст, некоторые, но только не Сергей – нет, никогда! «Илья так много читал, – с удивлением повторял Сергей. – Он знает все на свете».

А отец представлялся Сереже истинным воплощением всех дворянских добродетелей. В мундире папа́ наверняка смотрелся бы так же восхитительно, как и братец Алексей. Однако он обладал и высокой ученостью, даже большей, чем у братца Ильи. Он мог проявить строгость, однако умел также быть на удивление нежным: достаточно было вспомнить о свойственном всем Бобровым, едва заметном, невыразимо трогательном жесте, легком взмахе рукой. Он пострадал за свои убеждения и был заточен в темницу. А самое главное, ему было присуще качество, самое желанное в глазах подростка: он был человеком, умудренным опытом. Что за счастье иметь такого отца!

Вот кто были его герои. А еще рядом с ним росла подруга его детства, маленькая девочка с длинными каштановыми кудрями и сияющими глазами, крошка Ольга. Он звал ее крошкой, потому что она была на год младше и он полагал, что обязан ее защищать. Но по временам она представлялась ему его вторым «я». Каждый из них всегда знал, о чем думает другой.

Какой же чудесной семьей наградил его Господь, какую же ниспослал ему благодать.

Сергей и Ольга сидели подле Арины. Как обычно, она рассказывала им сказку. Ее дорогое, доброе лицо излучало покой и тепло. Она поседела, этим летом у нее выпал передний зуб, а в остальном няня словно бы и не менялась. Сколько же ей лет? Дети часто гадали, а иногда пытались выведать у нее это хитростью. Но Арина только посмеивалась: «Сколько-посколько – язычок мне ровня, а зубки помладше будут». А может быть, она и сама не знала.

И только было началась новая сказка, но в сенях послышался шум и мать вскрикнула: «Алексей!»

Какой же он был красивый! Как шла ему шинель! В сером неярком свете, пробивавшемся в сени, Алексей на чьих благородных чертах лежал отпечаток печальной задумчивости, напоминал древнего воина, богатыря из старинных русских былин. Сергей был вне себя от восторга: как же, ему довелось увидеть своего героя!

Алексей даже улыбнулся ему.

– Вот гляди, – воскликнул он и, к удивлению Сергея, протянул ему мушкетную пулю. – Французская. Целил стрелок в меня, да промахнулся, попал в мою подводу.

Восхищенный Сергей взял пулю.

– Ты видел Наполеона? – взволнованно спросил он брата.

– Да, – усмехнулся Алексей. – Толстый, как Илья.

Вскоре, когда все собрались за круглым столом, он поделился с ними новыми вестями. После Бородинского сражения, с гордостью сказал он, старый генерал Кутузов лично похвалил его за храбрость. С тех пор как оставили Москву, его несколько раз выбирали для особых вылазок в стан французов. А теперь пришел черед самых волнующих новостей.

– Наполеон уходит из Москвы. Французы возвращаются восвояси, – задумчиво кивнул Алексей. – Впрочем, уже поздно. Наполеон уже почти исчерпал все свои запасы и, верно, думает, что сможет сделать стремительный рывок и достичь границы, пока не выпал снег. – Он улыбнулся Сергею. – Если так, Сережа, то он забыл об одном. – Он сделал многозначительную паузу. – О нашей русской распутице. Он увязнет в грязи. Наши казаки уничтожат все отряды, которые он будет посылать на поиски продовольствия. А потом зима прикончит его задолго до того, как он доберется даже до Смоленска.

– А мы снова вступим с ним в бой? – с тревогой спросила Татьяна.

– Да. Возможно. Но если произойдет еще одно большое сражение, вроде Бородинского, то на сей раз мы сокрушим их.

Вскоре Алексей заторопился, собираясь вернуться в полк. Он даже не мог остаться переночевать. Вся семья смотрела, как Алексей обнимает отца и тот благословляет своего храброго сына. Потом брат ускакал, и, как обычно бывает, когда прощаются с воином, все втайне гадали, увидятся ли с ним снова.

В сумерках Сергей застал отца в одиночестве; тот стоял на веранде, глядя сквозь слезы на последние отблески заката. Александр не заметил мальчика, он едва слышно шептал: «Истинный… истинный Бобров».

Тогда-то Сергею впервые в жизни открылось, что, конечно же, отец любит Алексея больше, чем его, Сережу… И мальчик задумался: как же заслужить отцовскую любовь?

Прошло три недели; выпал первый снег, и вот уже разбитая и изрядно поредевшая Великая армия Наполеона превратилась в темную, беспорядочную толпу, выбившуюся из сил и оставляющую на своем пути множество трупов, подобно улитке, тянущей за собой дорожку слизи. Как раз в это время к Бобровым явился неожиданный гость.

Это был молодой Савва Суворин.

Александр Бобров решил, что и в самом деле не любит Сувориных. Возможно, он и ощущал некую вину за тот случай, когда старый Иван откупил сына от солдатчины. Но сдержанность этих мужиков скрывала в себе нечто весьма мрачное, расчетливое, тревожа Александра. Интуиция подсказывала ему, что Суворины, его крепостные, не боятся и не уважают своего барина, и он не собирался помогать им, несмотря даже на то, что жена его с улыбкой напоминала: «Суворины – это верный и постоянный доход».

И вот этот серьезный двадцатилетний малый, стоя перед Бобровым, спокойно изложил совершенно удивительную просьбу:

– Хочу, барин, попросить у вас паспорт. В Москву надо съездить.

Будучи крепостным, Савва никуда не мог поехать, не получив паспорт от барина. Паспорт требовался ему даже для того, чтобы отлучиться в губернский город Владимир. В просьбе его не было ничего необычного, однако Бобров взглянул на него с подозрением:

– Какого черта? Вся Москва только что дотла сгорела!

Савва позволил себе едва заметно улыбнуться:

– Точно так, барин. Если что там и надобно, так это теплое платье. Наше сукно там и надобно.

Бобров с отвращением фыркнул.

Как это на них похоже! Подумать только, вся страна встала на защиту Отечества, а этот мерзавец только и помышляет что о собственной выгоде!