Стивен Лохед - Артур

Артур встал.

— Пошлем разведчиков узнать, куда делся враг, а узнав…

— Мы и без того знаем! — воскликнул Овейн. — Каждая минута промедления добавляет им сил.

Артур грохнул по столу ладонью, так что зазвенели кубки:

— Молчать!

Короли наконец замолкли. Артур оглядел их всех и продолжил:

— Я не ринусь в бой, покуда не узнаю, что это за местность и кто там нас ждет. Вы своими ушами слышали, что готовится какое-то коварство. Какое, мы не знаем, и потому я намерен проявить осторожность. — Он выпрямился и сложил руки на груди. — Спасибо за доверие, государи мои, я призову вас, когда буду готов.

Так битву не начинают. Обида и рознь в начальствующих способны разложить армию быстрее, чем страх. Впрочем, сейчас этого было не поправить.

Разведчиков выслали. Они вернулись до темноты с известиями о расположении противника. И вести эти пугали. Артур собрал вождей, и разведчики поведали, что видели: варвары прошли на запад вдоль Фиорта до места, где Гвауль упирается в устье реки, и здесь повернули от побережья на юг, в заросшие лесом холмы.

— Это не похоже на паническое бегство, — заметил Артур, выслушав разведчиков. Даже вожди вынуждены были признать, что варвары действовали с необычной предусмотрительностью. — И где они остановились?

— Остановились, — отвечал первый разведчик, — в озерном краю. Я видел два холма, на обоих — старинные укрепления. Сдается мне, кто-то их там давно поджидал.

— Видели вы тех, кто поджидал?

— Они похожи на саксов, предводитель Артур.

Ловушка! Да! Чутье Артура предотвратило роковую ошибку. Я бы, не задумываясь, поскакал в западню.

— Сколько их? — спросил Артур.

Разведчик замялся.

— Не знаю, государь мой.

— Больше десяти тысяч?

— Да, государь мой.

— Больше двадцати?

Снова разведчик ответил не сразу. Я хорошо понимал его затруднения.

— Да, предводитель Артур, больше двадцати тысяч. Полагаю, это Окта с Кольгримом.

Артур отпустил разведчика и повернулся к военачальникам.

— Их поджидали саксы, числом не менее двадцати тысяч, а то и поболее.

— Я знаю этот место, — сказал Эктор. — Два холма, вернее будет сказать, холм с двумя вершинами, и развалины старой крепости. Холм зовется Бадонским.

— Двадцать тысяч! — недоверчиво повторил Мальгон. — Если бы столько варваров сдвинулись с насиженных мест, мы бы услышали.

— Да, если бы наши глаза и уши не были заняты другим, — напомнил я.

Наконец-то вожди поняли всю опасность нашего положения.

— Что делать? — спросил Маглос.

— Собрать еще людей, — промолвил Овейн, и многие согласились. — Послать на юг за подкреплением.

Другие короли предлагали что-то свое.

Артур выслушал всех и вынес решение.

— Мы не можем ждать. Пусть враг не думает, что сумел нагнать на нас страху. Мы ударим быстро и дерзко. Отдайте приказы: завтра мы вступим в бой с Цердиком и его варварами.

Бадонский холм возвышается над лесами: большой, грубый, каменистый двугорбый бугор. Склоны у него крутые, вершина — плоская.

Для неприятеля главное преимущество заключалось в крутизне склонов и двух укреплениях, таких громадных, что в них поместились все тридцать тысяч. Стены этих крепостей, хоть и невысокие, были сложены из камня и окружены двойным рвом.

Я сразу понял, за что варвары выбрали это место. Глубокие рвы по окружности холма затрудняли подъем, а усеянные камнями склоны были опасны для конницы. Враг легко мог обрушиться на нас сверху, пока бы мы медленно ползли в гору.

Да, место для битвы было выбрано с умом. Цердик продумал все. При мысли, что все это затеял наш же сородич, в душе моей снова взметнулся огонь. Еще хуже было то, что он подстрекнул саксов нарушить мир.

— Двойная крепость, — сказал я. (Мы с Артуром выехали вперед, чтобы обозреть вражеские укрепления.) — Подобной не сыщешь во всей Британии. Нападем с одной стороны — по нам ударят с другой. Придется делить силы еще до битвы. Что будешь делать?

— Заставлю их мечтать о мире. Долго будут они жалеть, что затея ли войну против меня. — От холодной бесстрастности его голоса у меня мороз пробежал по коже, так непохоже это было на прежнего Артура. Однако чело предводителя было по-прежнему нахмурено, губы сурово сжаты. Он дернул поводья, разворачивая лошадь, и я понял, что решение принято.

— Едем, Бедуир, вернемся к войску.

— Что ты задумал?

— Увидишь! — крикнул через плечо Артур.

Я поспешил за ним, и мы вернулись туда, где в лесу у озера, чуть севернее Бадонского холма, стояла сводная дружина Британии.

Военачальники собрались и с нетерпением ждали, когда вернется Артур. Не успел Артур спешиться, как они бросились к нему и принялись выпытывать, как он намерен повести бой.

— Что ты решил? — спрашивали они. — Будем нападать сразу? Что ты видел? Что делать нам?

Но Артур не отвечал.

— Высокие господа, — сказал он, — пусть завтрашний день сам о себе позаботится. Сегодня мы будем петь и пировать, и пусть возвышенные слова наполнят наши сердца отвагой.

Ответ этот пришелся им не по душе, но другого они не дождались. Артур, словно не слыша ропота, удалился в свою палатку. Чуть позже вернулся Лленллеаог на взмыленном коне и прямиком направился к Артуру. Мирддин присоединился к ним, и все трое довольно долго беседовали.

В сумерках Артур вышел из палатки. Он вымылся и подвязал волосы. Еще он переоделся в новое: алые штаны и белую рубаху, перехваченную широким поясом из золоченой кожи, за спиной развевался алый плащ. На боку висел меч, Каледволх.

Костры ярко горели, подле возов готовились дичь и лук. Синий дым распластывался над лагерем, словно колеблемый ветром кров. Не слышалось обычной суеты и шума. Повсюду воины сбивались в кучки: кто-то разговаривал, кто-то чистил оружие, кто-то тихо пел — не боевые песни, но домашние, из тех, что поются у очага. Мысли бойцов уносились к тем, кого они, может быть, уже не увидят. Перед битвой каждый тяжело осознает свою смертность. Это естественно и в какой-то мере даже необходимо.

Артур расхаживал среди бойцов, разговаривал с ними, ободрял их, успокаивал, делясь своей отвагой, словно сокровищем, которым одаривал каждого. Видеть его означало лицезреть подлинное благородство, и все черпали в этом зрелище доблесть и силу духа.

Мы съели нашу простую пищу на берегу. Озеро лежало гладкое, как зеркало, и черное, как чугун. Темный лес подступал к самому берегу, но в воде еще поблескивали последние отблески света. Когда трапеза закончилась, Мирддин вышел вперед с арфой, и мы пели с ним под звездами, и пение было сладко для слуха.

Затем поднялся Артур и кликнул к себе кимброгов.

— Соотечественники! — вскричал он. — Сородичи мои, слушайте. Завтра мы сразимся с врагами, с теми, кто зовет себя детьми Водена. Тысяча лет пройдет, а барды не устанут воспевать эту битву. Наши имена огласят чертоги великих царей, наши свершения будут жить в сердцах еще не родившихся поколений. И вот я спрашиваю, братья мои, чем нас помянут?