Александр Марков - Атаман Метелка

Творогов ужом выскользнул из палатки. За набойчатой тонкой стеной стрекотали цикады, всхрапывали лошади, перекликались вдали часовые.

Заметайлову все слышанное казалось бредовым сном. О ком разговор-то был?.. Неужто он и впрямь самозванец? Говор-то, сам слышал, истинно донской. Неужто Петр III таков в обращении? А ведь такое обращение народу сродней. Да и разве подпустили бы к настоящему царю так просто? У Заметайлова раздваивались мысли, тягостно щемило сердце, черная омутина возникала перед глазами. А ежели он не царь? Обманом присвоил высокий титул? Обманом шлет высочайшие манифесты? Но нет. Это не обман. Сам писал в копиях, что народу даруется воля вольная, и земельные наделы, и покосы, и рыбные ловли. И избавленья от утеснителей. Это не просто слова. Там, где появляется «он», изводится под корень ненавистное семя злодеев-дворян и их прихвостней, а народу жалуется вечная воля без всяких отягощений… Вот оно, главное-то, — воля! За нее-то и льнут к нему казаки. К тому же, согласно манифесту, будут они иметь постоянно «денежное жалованье, порох и хлебный провиант». А уж про мужиков и говорить нечего… Дворяне почитают их хуже псов. Да и на заводах крестьян утруждают работой более, чем в ссылке. Жены и малолетние дети плачут… Вот и его дитятко… Как-то оно теперь в Началове? И женка тож, поди, мается…

Заметайлов заворочался на подстилке, хотелось пить. Он пошарил рукой жбан и черпнул ковшом. Жадно глотал воду… Хотел разбудить Перфильева, расспросить его… Затем раздумал. Ну и что из того, если самозванец? Кто-то должен дать избавленье народу. Хорошо, хоть такой нашелся… Не всякий решится…

Измученный сомнениями, Заметайлов забылся коротким сном. Утро занималось ясное, обещая тихий погожий день. С реки и внизу, где расположился обоз, наплывали легкие клочья тумана. Вдруг вместе с туманом покатились лавиной драгуны, и жуткий вопль прорезал тишину:

— Михельсон обошел!

Перфильев, рассовывая бумаги по карманам, отрывисто говорил Заметайлову:

— А ты, Иван, бери шашку, держи пистоль. Стрелять умеешь? Вот и ладно.

Выбежав из палатки, Перфильев отвязал от прикола лошадь и сунул поводья Заметайлову. На другую вскочил сам. Круто развернул ее и направил к бугру. Заметайлов — за ним. В стороне гулко раскатились первые выстрелы.

Пугачев был на бугре у развернутого знамени. Когда подскакал Перфильев, он закричал:

— Куда лезешь? Ты должен быть с Твороговым, с яицкими казаками. Ударьте-ка вот туда, вишь, теснят мужиков. Хорошо, хоть туман поредел. Михельсонка, брат, ночью не зевал, смотри, каким обручем нас охватил. Ведь он нас, как рыбу в неводу, к берегу подводит… Чего ж ты, скачи!

Перфильев ударил плетью коня. За ним поскакал Заметайлов. Навстречу бежали оробевшие мужики.

— Иван, сдержи-ка! — крикнул Перфильев.

Заметайлов, гарцуя на коне, заступил им дорогу.

— Назад! Назад! Нешто была вам команда? Не трусь! Здесь сам государь! Не поддавайтесь, други!

Мужики остановились. Властный голос успокоил их. Сотни сбились в кучу, мужики с пиками и кистенями кинулись на супостатов. Натиск драгун и чугуевских казаков был отбит. Но драгуны уже меняли лошадей, готовились к новой атаке. Спасибо, подоспели яицкие казаки. Привел их Перфильев. Сам командовать не мог — осел голос. Махнул рукой Ивану. Выхватил Заметайлов шашку, крикнул:

— Други! К бою! Видите, солдатики без нас скучают. Вперед!

Казаки устремились в самую гущу драгун. Те не ожидали такого дерзкого нападения. Смешались ряды драгун. Сверкают сабли и палаши, падают всадники с горячих скакунов. Полуэскадрон не выдержал, врассыпную кинулся по степи. А казаки за ними — не будет пощады Катькиным солдатам.

Остановил казаков крик Заметайлова:

— Остерегитесь, братцы! Стойте! На погибель себе не скачите. Поворачивайте к бугру.

Казаки нехотя поворачивали коней, некоторые ругались:

— Указчик нашелся! Мы бы сейчас дуван имели. Оружием обзавелись…

Но через несколько минут поняли, как прав был Заметайлов. Едва отошли ближе к бугру, под прикрытие пушек, как солдаты Михельсона обошли и с другой стороны. Рявкнули с высоты пушки. А через несколько минут Заметайлов не мог разглядеть, что творится в стороне от бугра. Над полем плавали густые дымчатые тучи. Пушки со стороны вражьего стана тоже полыхнули огнем. И был их огонь прицельней и гуще. Заметайлов вместе со всеми бросился вперед. Но пушечным ядром ударило в грудь лошадь. С храпом осела она на задние ноги. Всадник отлетел в сторону. Ударился лбом о камень, с трудом поднялся, огляделся. Кругом кипела схватка. Драгуны врубились в мужицкий заслон. Секли их направо и налево, топтали конями. Мужики не выдержали, ряды их смешались, и они побежали, кидая топоры, рогатины, косы. Заметайлов схватил под уздцы пробегавшую без всадника лошадь. Рывком бросил себя в седло, дернул поводья. И заплясал на месте калмыцкий нахрапистый конь. В дыму разглядел на бугре покосившийся «царский» штандарт. «Где батюшка-то?» — мелькнула страшная мысль. Повернул туда коня. Нашел Пугачева у разметанной батареи. Била только одна пушка. Пугачев без шапки махал саблей, кричал:

— Жарьте картечью! Быстрее поворачивайтесь, ребята! Еще разок картечью!..

Над головой, шипя, проносились ядра. Одно угодило в лафет. Жерло уткнулось в землю. Пугачев поднес к глазам подзорную трубу, и по лицу пошли белые пятна. Он швырнул трубу в сторону. Вновь схватился за саблю. Пустил коня в самую гущу бегущих обезумевших мужиков.

— Детушки, постойте! — рвалось с его почерневших губ.

Но мало кто слышал его. Голос глох в грохоте боя. Подскочили старшины. Почти силком поворотили его коня. Илецкий казак Иван Творогов кричал, тыча вперед пистолетом:

— Поспешай, государь… Теперь нам Катькиных солдат не сдержать… Посекут, как капусту…

И впрямь, сквозь пыль и дым уже сверкали палаши драгун.

Заметайлов с казаками, бывшими при Пугачеве, стал неприятеля сдерживать. Клинки выбивали искры, казачьи пики протыкали драгун насквозь… Распаленный боем Заметайлов не заметил, как оказался в стороне, наедине с озверевшими кавалеристами. Он перекинул саблю в левую руку, ударил наотмашь по нарядному киверу. Сшиб конем переднего всадника. Вырвался из смертной круговерти. Стал догонять своих, далеко ушедших. Еле догнал.

Вороной жеребец под Пугачевым шел свободно, сильной поступью, екая селезенкой. Пугачев скакал не оборачиваясь, левой рукой перебирая поводья своего коня, а правую положив на один из пистолей. Шапку он потерял во время боя, и ветер ерошил на голове короткие, с проседью волосы. Рукав чекменя был разорван, пороховница болталась на одном ремешке.