Александр Марков - Атаман Метелка

— Они, — сквозь зубы произнес полковник Алексей Дондуков, — идут хорошо, этот проклятый самозванец водить умеет.

Несколько раз подносил полковник к глазам подзорную трубу, присматривался к длинной цепочке всадников, уносящихся вскачь, и снова прятал трубу в кожаный футляр, висевший через плечо на ремне.

Это напоминало игру в кошки-мышки. Кажется, вот-вот уже и в зубах добыча, но нет, она опять ускользнула, и снова приходится делать рывок вперед, дразня небо кривыми саблями.

Дондуков часто оглядывался назад: мчатся ли за ним сыны нойонов и ташей? Знал, что следуют неотступно, но зоркого глаза с них не спускал. Дух измены проник в глубь калмыцких степей. Дербетовские улусы всполошились, двинулись навстречу мятежным войскам. Калмыки Икицохоровского улуса завидовали дербетовским, ласково принятым Пугачевым. Владельцы Асархи и Маши тоже клонились под знамена самозванца…

Стало нестерпимо душно. К тому же под суконным мундиром грудь сжимал панцирь, называемый тараклу. Этот панцирь подарил ему калмыцкий владелец Яндык. Во время похода на Кубань в 1771 году в этом панцире Дондуков сражался с ханом Баирслангом и в поединке убил его. Тараклу выручил полковника, и Баирсланг сделал саблей на панцире лишь легкую вмятину. От этих воспоминаний грудь заныла еще сильнее. Может, снять кованную арабскими умельцами бронь? Но он тут же отогнал эту мысль. Вдруг придется схватиться с самим самозванцем.

Дондуков попридержал коня.

«Всем войском мы их не настигнем», — понял полковник. Он подозвал офицера. Слез с седла и тут же написал депешу в Астрахань:

«Нагнал я выше Черного Яра у урочища Тонкеля злодеев с двести, думаю, и государственный возмутитель здесь, которые вверх по Волге следуют к шелковым заводам, почему я, выбрав из своего войска самых лучших лошадей, послал триста человек о двуконь…»

Офицер взял бумагу. Полковник хотел было удержать его и дописать, что сам возглавит команду, но только махнул рукой. Дондуков поправил черкесское седло с золотой оковкой, вскочил в него, надвинул на брови бобровую шапку с желтым околышем и гикнул. Пегий жеребец вырвался вперед. Сзади раздался дробный перестук копыт, словно град по сухой стерне.

Проскакал с версту. Казаки были уже рядом. Видно, как ветер срывает с морд лошадей пену, как настегивают казаки их потные бока. Но вот сбоку налетел густой, пепельно-серый степной смерч, высоким крутящимся столбом закрыл беглецов, покружился на одном месте и понесся в сторону Волги. Растаяло пыльное облако. Впереди никого не было видно. Казаки исчезли. Словно вихрь закрутил их вместе с вырванными кустами бурьяна и унес, как сухую колючку, в бешеном воздушном водовороте.

Дондуков, насупив брови, вновь приблизил к глазам подзорную трубу. Увидел: на кусте колючки качалась казацкая шапка. Видно, вихрем сорвало. Все же подъехал ближе. За кустами темнело русло усохшего ручья. На дне храпела запаленная лошадь. Рядом лежал казак, зажав в руке рукоять плети.

Дондуков приказал влить ему в рот воды. Ножом разжали стиснутые зубы. Казак открыл глаза, огляделся и прошептал:

— Попался!

Дондуков, горя нетерпением, тормошил его:

— Где остальные? Где атаман? Куда делись?

Князь говорил по-русски, казак понял его и махнул вдоль ручья рукой:

— Туда подались. Их не нагнать. Нам пятерым атаман велел для отвода глаз скакать ровной степью… Мы сюда свернули, когда вихрь налетел, да вот лошадь моя не сдюжила…

— А где самозванец? Злодей Пугач куда делся? — уже кричал Дондуков и бил казака плетью.

— Не знаю, — хрипел казак, — с нами не было…

— Кто же вел вас?

— Атаман Заметайлов.

Азарт погони сразу погас. Счастье не заарканишь. Мало ли всяких атаманов. За каждым не угонишься. А за голову самозванца будет награда, и немалая… Дондуков отстегнул кожаную бутылку от седла и стал с жадностью глотать нагретый солнцем кумыс.

Урочище Джар-Булак встретило угрюмым шелестом сухих прибрежных камышей. На выбитой от камыша чистине дымил костер. Обрадовался Заметайлов: значит, батюшка уже здесь. Подъехал ближе и увидел, что у берега расположилась партия черноволосого есаула. Заметайлова удивило и обеспокоило, что батюшки-государя здесь не оказалось. А ведь уговор был. Зато есаул доволен. Оглядываясь вокруг, он приговаривал:

— Горевать рано, место привольное: топливо, вода, дичи всякой, корм есть — чего не ждать? Вот коли бы где на песках довелось аль среди голого места, тогда все одно пропадай. А здесь отсидимся.

— Тебя как звать? — спросил есаула Заметайлов.

— Кузьмой при святом крещении нарекли.

— Так вот, Кузьма, не сидеть мы сюда приехали. Может, где государь-батюшка нашей помоги ждет. Если бы не беда какая, давно бы ему здесь быть. Обождем еще день.

Через два дня повел Заметайлов своих людей в сторону Большого Узеня. Думал, может, ослышался, когда совет держали, и вместо Большого пошел к Малому Узеню. Во все стороны посылал разъезды. Два человека, отправленных к Чартаклинскому урочищу, вернулись на взмыленных лошадях. Молодой курносый парень, которого звали Петруха Поводырь, скороговоркой начал говорить что-то о солдатах.

— Да не спеши ты, трещишь как сорока на ветру, — одернул атаман. — Ты говоришь, сколько этих собак было?

— Человек пять гусар, о двуконь, все мы хорошо разглядели, правду я говорю? — обернулся к старому сивоусому казаку, с которым вместе были в разъезде.

— Истинно так, — поддакнул казак.

— А вы близко ли подъезжали? — пытливо посмотрел на них Заметайлов.

— А то нет?! — тряхнул головой курносый. — Мы и шапки по-киргизски вывернули, чтоб не так в глаза бросались с первого разу. Это недалеко от дороги было, у старых мазаров. Подобрались мы к ним сзаду. Нам-то их видно, а им за мазарками не видать… Кони все на приколах, важные кони. Только заморенные крепко. У стены пики поставлены, ружья при каждом да тесаки. Видно, притомились сильно, лежат в тени, отдыхают… Только хотели мы отъехать, да саврасый, прострели те брюхо, как заржет, те и встрепенулись… Хорошо, успели мы выстрелить по разу. Одного наповал, а те на коней — и ну ходу. Думали, за нами будут гнаться, а они от нас…

— Экие дурни, видно, то их разъезд, а вы шум подняли, — забеспокоился Заметайлов.

— Может, и разъезд, — согласился курносый, — мы потом к убитому подъехали, ружье да сумку взяли. Сейчас покажу…

Парень встал, подошел к лошади, отвязал от седла кожаную сумку с медным двуглавым орлом на крышке и передал ее атаману. Сумка была офицерской. Заметайлов торопливо отстегнул ремни. В сумке белели бумаги. Достал пакет астраханскому губернатору Кречетникову, скрепленный сургучной печатью. Быстро надорвал и вынул мелко исписанный лист. Стал читать про себя: «…Сего сентября 25 числа господин генерал-майор и кавалер Мансуров через письмо уведомил меня, что известный злодей, беглый с Дону казак Пугачев, в Яицкой степи около Большого Узеня пойман, а сего 30 числа получил я рапорт от находящегося в Яике господина полковника Симанова, коим тоже подтверждая дал знать, что он, Пугачев, по поимке сего же 15 числа привезен в Яик и содержится там под крепким караулом…»