Роберт Штильмарк - Крылатый пленник

Рассказчик отхлебнул пива. Подавальщица сама пополнила ему кружку.

– Что же с ним было дальше? – с просил «пом-пом».

– Предупредили мы всех окрестных охотников, чтобы не подбили нашего лётчика. Казах даже по соседним стойбищам и чумам ездил: вся округа про этого орла узнала. И нашёлся-таки подлец один, позавидовал он нашему казаху. Был он сторожем-охранником, что ли, в одной комплексной экспедиции, но потихоньку летом бурундука промышлял. Для путного охотника такой промысел позором считается, ну, а такому шкурятнику и полтинник за летнего бурундучишку – пожива. Принимала их тогда «Союзпушнина».

Вот, задумал он нашего орла изловить и продать иностранному капитану, вон, вроде этих…

Рассказчик указал в окно. Там, в сыром сумраке, зажглись над водой огни иллюминаторов и мачтовые фонари. Это осветились иностранные суда, грузившиеся около лесозавода. Их было пять или шесть.

– Давай, давай, трави дальше! – подзудил было «Балалайкин», но на него посмотрели строго, а рассказчик, к счастью, не слыхал реплики.

По лицу моего соседа за столиком я видел, что история крылатого пленника его очень волнует. Он слушал, не меняя позы, не шевелясь.

– Говорили тогда, что будут ходить корабли иностранные до самой Игарки, как прежде в Усть-Енисейск. Вот он, шкурник-то, и задумал коммерцию. Орёл наш летал самостоятельно чуть не до самой Игарки, за сотню километров от дома. Великолепно его знали охотники, так и называли «ермаковский орёл». Поймать его не хитро было – молод, смел и доверчив был.

Угодил он в сеть к этому браконьеру, и посадил злодей вольную птицу в деревянную клетку, а клетку спрятал до прихода судов в потайной яме, что была в лесу вырыта…

– В бункер, значит? – вдруг как-то очень выразительно уточнил мой сосед.

– Что? – не нашёлся сразу рассказчик. – Не понял я вас…

– В бункер, говорю, он пленника запрятал! Простите, что перебил, просто… к слову пришлось. Очень вы хорошо рассказываете, очень хорошо, товарищ! Я вот и вспомнил это словечко… Простите… Продолжайте, пожалуйста!

– Да, в яме спрятал, в лесу. Держал там этот тип ещё двух чернобурых лисичек, пойманных осенью живьём, ждал, пока окончательно перелиняют, чтобы потом их и придушить. Очень, говорят, ценные были лисички, природные чернобурки, не с фермы.

Так в этой лесной яме орёл наш клетку разломал и обеих лисичек распотрошил в своё удовольствие. И когда ворюга-хозяин в яму свою полез, орёл и ему гостинца преподнёс: ногу ему клювом до самой кости долбанул так, что тот проходимец с лестницы загремел. Ну, конечно, озверел, схватил палку от разломанной клетки и давай орла избивать. Уж как тому посчастливилось в этом бою уцелеть, не знаю, только вырвался он из ямы весь избитый и израненный и пошёл по лесу прыгать – взлететь-то он уже не мог! Заметили его ребята из экспедиции, узнали, пробовали поймать, но уж тут он никому не дался. Ушёл от людей в тайгу, и дня через три подобрал его в самой чаще один охотник, проверявший капканы. Орёл был уже полуживой и охотнику не противился.

Принёс он ночью разбитую птицу к нам на станок да всю историю и рассказал. Оживился орёл чуть-чуть, когда казаха узнал, а тот принялся его выхаживать.

Не думали мы, что когда-нибудь этому орлу доведётся вновь в воздух пойти – уж очень сильно был избит: крыло ушиблено до крови, одна нога надломлена, перьев потерял чуть не половину, один глаз закрылся, везде кровь запеклась…

И что же вы думаете? Выходил-таки казах своего крылатого друга. Не пропал воротившийся пленник. Ногу ему натуго изоляционной лентой закрутили, крыло подвязали, чтобы не размахивал им до поправки, кровь помаленьку отмыли, и через месяц орёл начал опять летать учиться. Весь курс сызнова.

– И опять с камнями упражнялся? – спросил мой сосед.

– Не помню, но, вероятно, всю науку заново проходить пришлось, чтобы опять, как говорится, до полётов допустили.

– И летал нормально?

– Да ещё как летал! Казах его через месяц-другой домой к себе повёз. Экипаж мне как раз знакомый попался, я провожал товарища, так стюардесса даже испугалась: первый раз пассажира с таким клювом в Красноярск везла.

– А потом потеряли его из виду?

– Нет, почему же? Писал нам потом наш товарищ из Казахстана, что лучшего орла-охотника во всей округе не было. Вот такая история! Можно сказать, здешняя быль.

– Расскажите ещё, товарищ, что-нибудь, – заговорили все. – Вечер длинный, пароход стоять до утра будет, тепло, светло и уютно. Что сейчас на берегу делать? Расскажите, просим!

– Хватит, братцы, какой я рассказчик. Передаю слово, как говорится, следующему оратору. Спасибо за внимание!

И тогда мой сосед, лётчик в комбинезоне, повернулся к остальным слушателям и сказал:

– Товарищи, хотите я вам про другого крылатого пленника расскажу? Очень мне товарищ-рассказчик сердце… растравил. Охота и мне с вами такой же былью поделиться… Только не про птицу, а про одного советского лётчика в немецком плену. Будете слушать?

– Просим! – радостно согласились все… И я тогда впервые услышал историю крылатого пленника Вячеслава Иванова.

Я возвращался к себе с парохода. Лил дождь, размывая глинистую почву. Одолев высокий подъём от пристани, я оглянулся на «Марию Ульянову». В салоне уже погасили свет. Только отражение мачтовых огней в бурной воде сверху, с откоса, казалось какой-то белесоватой жидкостью, пролитой с пароходного борта.

Вместе со мною шагали оба геолога. Мы добрались до деревянного тротуара, – тогда в Игарке всё было деревянным, от водокачек до ложек – и идти стало легче. На краю тротуара мы счистили вязкую глину с сапог. Скребком служил край доски, щёткой – щепка.

– Читал я в рукописи отрывки вашего романа, – сказал мне один из спутников. – Этот ваш «Наследник из Калькутты» – чистая фантазия. А вот сейчас мы слышали чистую быль. По-моему, это интереснее. Вы бы попробовали записать эту историю, ей богу! Их ведь совсем мало сохранилось, таких «крылатых пленников». А этот… просто удивительно! После всего пережитого снова летает, новую технику освоил. Писать нужно о таких, молодёжь учить, чтобы росла похожей на них.

– «Гвозди б делать из этих людей, крепче б не было в мире гвоздей!» – процитировал второй геолог. – Тема вам сама в руки лезет, а вы… колеблетесь как-то. Чего молчите?

– Что ж словами бросаться? Я и сам понимаю, слушали мы… голос самой истории, что ли. И этот орёл, и этот лётчик… Но ведь темой… «заболеть» нужно, выносить её в себе, выстрадать…

Мы расстались. С острова северо-восточным ветром донесло звук авиационного мотора. Было слышно, что на аэродроме пробовали заводить тяжёлый, многоцилиндровый двигатель, вероятно, свежеотремонтированный. Мотор недовольно выл, фыркал и давал перебои. Луна взошла, укрытая облаками, и временами находила в них смотровую щель. Тогда на реке белыми молниями вспыхивали барашки. Расталкивая эти белые гребни в стороны, прошёл от парохода к острову моторный катер – вероятно, лётчики вернулись на аэродром.