Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга II

— Селим! Проводи наверх купца!

Когда сирийский купец раскрыл сафьяновый футляр, у эмира зарябило в глазах — такое чудо покоилось на поблеклом розовом бархате.

Стоя посередине комнаты в бабушах на босу ногу, Авшар-бек схватил саблю и несколько раз жикнул ею в воздухе. Потом заорал неистовым голосом:

— Селим! Рабы! Скорей тащите сюда самого большого барана…

После того как голова у барана была отрублена и слуги затерли кровь на мраморном полу, Авшар-бек облачился в парчовый халат, пружинистым шагом прошелся по комнате, не выпуская из рук драгоценной сабли. Усевшись, прохрипел:

— Сколько?

«Как я у старого еврея!» — промелькнуло в уме у Хетумяна.

— Да удалит Всевышний плохой глаз от твоей судьбы, великий бей! — с поклоном промолвил он. — Прими в дар дивную саблю и вели казначею оплатить только мои дорожные издержки…

— Сколько? — на более высоком регистре выкрикнул Авшар-бек.

— Двадцать пять багдадских динаров, — прошептал сирийский купец.

Цена была несообразно малой. Но как настоящий восточный человек, Авшар-бек счел нужным поторговаться:

— Дорого, купец! Ножен нет, за один клинок столько просишь…

Сириец грустно усмехнулся:

— Пусть великий бей повелит призвать лучших оружейников Конии, и пусть они оценят это оружие султанов! С назначенной ими цены я сниму в пользу бея пять… нет, даже десять динаров! А сколько могут стоить кожаные ножны?..

Авшар-бека не устраивало увеличение цены на вожделенную саблю. Он с мрачным видом молвил:

— Хоп! Получишь у моего казначея десять динаров, а остальные… — эмир задумался, что-то прикидывая в уме. — Остальные деньги — за неделю до Ноуруза! Я сказал.

— Великий бей, нельзя ли все деньги сразу получить? — запротестовал Хетумян.

— Нет, и не проси! Сейчас у меня недостача в деньгах. Вот после похода — дело другое… Может быть, я дам тогда сверх цены два-три динара… — расщедрился Авшар-бек.

— Поход? Но ведь великий падишах (да будет он вечен!) охотится, и никто на майдане не говорит о джихаде! — возразил недоверчиво сириец.

Авшар-бек гневно воззрился на дерзкого. Тот с невозмутимым видом обтирал платком сафьяновый футляр. Эмир рявкнул:

— Когда я что говорю, так, значит, и будет! Уже приказано всем беям собираться в Севастии. Ты скоро получишь свои деньги! Уходи, купец, и не гневи меня…

Долгая борьба конийских султанов с Византией и крестоносцами выковала прекрасных воинов из сельджукской племенной знати. Их верхушка — эмиры и древние беи собрались в столице Конии, что стесняло в действиях султанов, и те охотно уезжали в другие города султаната. В свою очередь крупные феодалы ненавидели султанов, беспощадно их обиравших: помимо львиной доли в военной добыче, султан требовал частых подношений. Да и вообще властители Рума дорого обходились своим вассалам: красивые рабы, кошельки с золотом, драгоценное оружие, арабские скакуны — все это было узаконенными подношениями ненасытным Сельджукидам. Впрочем, султанские поборы феодалы с лихвой выколачивали с крестьян. Кроме того, была и военная добыча… Султаны изредка награждали наиболее отличившихся военачальников почетным халатом с шапками, осыпанными драгоценными камнями, поясами или мечом в золотых ножнах, конями, седлом, уздечкой. После же великой охоты и перед походами во дворце обязательно устраивался шилян — «пиршество воинов».

Достопочтенный падре Джордано Террачини уже с месяц как проживал в Конии. Новый султан в общем неплохо относился к иноверным купцам, которые доставляли ему большую часть налогов и таможенных пошлин. Но франгам, и в особенности их улемам, Рукн-ад-дин не доверял и долго отказывался принять аббата Террачини. Падре Джордано ломал себе голову, как войти в доверие к конийскому двору, и посылал мрачные письма своему патрону в Латеран.

Однажды под вечер, когда немного спала дневная жара и Террачини проходил по базару со знакомым венецианцем, прицениваясь к товарам, его взгляд упал на стоявшего в дверях меняльной лавки сирийского купца.

— Не может быть! Хетумиано… — пролепетал ошеломленный аббат.

Первым желанием было кликнуть чаушей [76] Чауш — полицейский (тюрк.) . , которых было немало на рынке. Но падре Джордано сдержался. А может быть, это очередной фокус монсеньера Рандолы, который немало тайн хранит даже от своих подчиненных? Надо выждать его указаний… Когда аббат Террачини второй раз посмотрел в сторону меняльной лавки, сирийский купец исчез. Взволнованный неожиданной встречей с «покойником», аббат поспешил домой и в тот же вечер настрочил обстоятельное донесение в Рим.

В первом своем донесении Хетумян писал: «Для отвода глаз султан до сих пор охотился. Лишь несколько дней, как он вернулся в Конию, а тем временем уджская конница, сипахская пехота и гулямы со всех концов царства двинулись к Севастии. Об этом поведал мне амир меджлиса Авшар-бек и подтвердили на майдане сивасские купцы. А оставаться в Конии я больше не могу, ибо опознал меня проклятый поп-латинец. Еду сейчас в Кайсарию, откуда отправлюсь дальше в Севастию, куда, по слухам, выезжает сам падишах». Письмо было написано тайными чернилами, бывшими в большом ходу среди лазутчиков. Человек от настоятеля церкви Св. Карапета прибыл из Самсуна вовремя, и Хетумян с ним отослал донесение.

Неистовый гнев охватил монсеньера Рандолу, когда прибыло идиотское сообщение Террачини. Потрясая кулачками перед испуганным секретарем, он исступленно выкрикивал:

— Распроклятый левантинец! Per Dio! [77] В данном случае: «Черт возьми!». Так нагло обмануть его святейшество, украсть двести червонцев у Святой конгрегации!

В пылу гнева Рандола забыл, что Гарегин Хетумян получил на руки только сто червонцев…

— А этот бочонок сала тоже хорош! Не мог сразу схватить и покарать предателя! «Жду ваших мудрых указаний»… Осел!

Несколько поостыв, прелат начал прикидывать в уме. Левантинец, несомненно, «двойной шпион». Стало быть, он имеет поручение и от анийской разведки и, очевидно, скрывается где-нибудь поблизости от султанского дворца. Надо поручить этому толстомясому ротозею Террачини срочно связаться с сельджукской полицией и выдать ей подлого армянского лазутчика. А в качестве вещественного доказательства выслать в Конию портрет пронырливого негодяя, учинив обличительную надпись: «Хетумиано — армянский шпион», с приложением печати. По портрету сельджукские ищейки живо разыщут предателя…

Очень обидно было аббату Террачини получить письмо из Рима, полное брани и угроз. Поразмыслив, падре Джордано пришел к утешительному выводу, что монсеньор Рандола сам попал впросак с хитроумным левантинцем и кардинал Бенедикт да и его святейшество этого ему не простят. А тогда… Но сейчас не время думать о карьере, надо выполнять задание Рандолы, пока тот еще в силе. И аббат двинулся во дворец, где рассчитывал встретить понимание и даже благодарность за сведения об армянском шпионе.