Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга I

В Каяне [53] Каян — средневековая крепость в ущелье реки Агстев. к вардапету Мхитару присоединился молодой купец Манвел, возвращающийся со своим слугой в Тбилиси. Сын богатого шелкоторговца, Манвел оказался на редкость словоохотливым. На привалах на берегу веселой реки Агстев он вытаскивал из объемистого хурджина разную снедь и кувшин неплохой водки, потчевал Гоша и рассказывал разные любопытные вещи.

— Вот недавно, отче, на Лихском перевале большой караван ограбили. И мой отец там десять верблюжьих грузов лучшего шекинского шелка потерял… Так до сих пор гзири [54] Гзири — базарный надзиратель, полицейский (груз.) . разбойников не найдут!.. — подмигнул вардапету Манвел и, опрокинув чарку, добавил многозначительно: — И век не найдут… кто посмеет полезть с обыском в княжеский дом, а?

Гош с удивлением переспросил:

— В княжеский дом?

Манвел оглянулся. Слуга был далеко, пас коней.

— На базарах толкуют, что ограбили купцов переодетые слуги князя Бадиани. А кто могущественнее его в Картли? Одни Орбели…

— Но почему же? — продолжал удивляться монах.

Манвел хмыкнул и не сразу ответил:

— Привыкли дидебулы к житью роскошному, иначе стали жить, чем их деды! Так говорит отец. Ну а доходов не хватает, вот и… — сделал красноречивый жест Манвел.

Рассказ купца поразил Гоша. Он ехал глубоко задумавшись… А Манвел после плотного завтрака подремывал в седле. Слуга трусил позади с хурджинами. Проехали Красный мост, стали спускаться по извилистой дороге к Рустави, утопавшему в садах, владению князя Абуласана Арцруни. Внезапно вардапет остановил своего мула.

Столетний карагач у обочины бросал большую тень на дорогу. На одной из его могучих ветвей висел молодой крестьянин, чуть не доставая ногами в старых поршнях землю. Рядом с ним, высунув длинный язык, покачивалась крупная белая овчарка. Мухи роились вокруг. Сладковатый запах тления стоял в полуденном зное.

— Да что это такое? — очнувшись от дремоты, залепетал Манвел. — Людей им мало вешать, уже и за псов взялись?!

У подножия дерева сидела на земле женщина в бедном черном платье, уткнув простоволосую голову в колени. Рядом в арбе, запряженной тощими быками, сидел старик в чохе. Поодаль, в тени другого дерева, расположилась охрана. Стражники полдничали, ели свежий сыр с зеленью, похрустывали огурцами и пили вино прямо из бурдюка.

Мхитар Гош подъехал к арбе:

— Чего ты ждешь, старче?

Старик вскинул потухший взор на монаха. Заметив жалость в глазах Гоша, он пробормотал, отирая слезы:

— Вот дожидаемся с дочкой, когда гзири разрешат снять тело внука. Вторые сутки не дозволяют похоронить, окаянные…

Женщина внезапно подняла голову. Полуседые волосы висели космами, на лице алели свежие царапины от ногтей.

— Вай-мэ! Вай-мэ! Сыночек, сыночек мой!.. — заголосила она.

Мхитар сошел с мула и направился с охранникам. За ним последовал Манвел.

— Добрые люди, почему не позволяете предать земле несчастного, по обычаю христианскому? — учтиво обратился Гош к охранникам.

Рыгнув, старший по виду охранник буркнул:

— Не суй нос не в свои дела, монах! Разве не украл барана пастух у почтенного Дато-купца?

— Еще отрицал, мерзавец, ссылался на волков! — с усмешкой добавил охранник помоложе.

— И пришлось нашему эриставу деньги затратить, из Тбилиси палача в красном колпаке выписывать. Вот и повесили пастуха с его псом по указу царскому!

— Ха-ха-ха! — рассмеялся деревянным смехом молодой. — Другой живности не оказалось у парня, быки-то деда…

— А то пришлось бы и быков повесить! А вот теперь сиди на солнце и охраняй эту падаль! — сердито добавил старший охранник.

Манвел из-за спины вардапета украдкой показал охраннику монету. Тот скользнул по ней небрежным взглядом и нехотя поднял три пальца. Вздохнув, купец вытащил еще две монеты и, присев рядом на траве, шепнул охраннику:

— Повесить повесили пастуха! Значит, за дело… а теперь и христианский долг дозволь выполнить, азнаур!

Монеты скрылись в широкой ладони охранника. Он заорал:

— Забирай внука, старик!

За обедом парон Саргис узнал от шурина, что прибыл прославленный законовед из Нор-Гетика и ждет вызова в царский дворец.

— Как ты думаешь, Абуласан, отец Мхитар — подходящий воспитатель для моего Закарэ? — задумчиво спросил Саргис.

— Пожалуй, да, по большой учености. Только его в руках надо крепко держать. Великий вольнодумец! Теперь по совету владыки Степаноса собирается «Судебник» писать, — небрежно ответил Абуласан.

— Что же, дело очень нужное. Так устрой мне с ним встречу, Абуласан, прошу тебя, пока я в Тбилиси.

— Хорошо, Саргис, я прикажу направить отца Мхитара к тебе, — согласился князь Абуласан, торопившийся во дворец.

Встреча парона Саргиса с ученым-вардапетом состоялась в тот же вечер.

— Совсем дикарем растет! На Пасху привез я его в Тбилиси, повел на всенощную в Сионский собор. Там мой Закарэ царевну Тамар увидел — красавица писаная дочь нашего царя! И вдруг спрашивает меня: кто, мол, это — ангел? Каково, а? Ангелов наяву видит!

Мхитар Гош задумчиво улыбнулся в ответ:

— Это не так плохо, великий ишхан, — ангелов на земле узреть! «Блаженны нищие духом» — сказано в Святом Писании…

— Благодарю покорно, отче! Мечтаний и так слишком много у мальчика, хоть отбавляй, надо его на землю спустить, знания дать! Прошу тебя настоятельно, достопочтенный тео-Мхитар, соблаговоли переехать на жительство ко мне в Хожорни. Чего тебе в Нор-Гетике сидеть на тощих монастырских хлебах, в неудобстве? Я слышал, писать «Судебник» тебя благословил владыка Степанос. Дело полезное и нужное! Вот и можешь у меня, в тишине Хожорни, свой «Судебник» составлять. Из Ани хороший пергамент буду тебе посылать. Сам я все время в Шираке или в царских походах пребываю. Отец мой, блаженной памяти князь Закарэ, преставился в прошлом году, жена одна с детьми сидит в замке. Даю тебе моего отрока в полную власть. Шоторик-оруженосец ратному делу его обучает, конюший Самвел — верховой езде. А ты все науки сыну будешь преподавать, языкам обучишь, с законами познакомишь. Мальчик очень способный, но горячего нрава. А настоятелю в Нор-Гетик отписку пошлем, приличный вклад внесу монастырю…

Гош погрузился в раздумье. Подняв голову, просто сказал:

— Согласен, ишхан. Когда выезжать в Хожорни?

— Конечно, после царского приема, — обрадовался парон Саргис.

Царские приемы в Исанском дворце происходили обычно по утрам. Однако Мхитар Гош до позднего вечера просидел дома, пока не пришел главный эджиб Заал Саварсалидзе и не предложил следовать за ним. Расстояние от дома Арцруни до дворца было невелико, и Гош со своим спутником быстро добрался по улицам ночного Исани к замковым воротам. Однако эджиб здесь не остановился и повел вардапета дальше, вдоль каменной ограды, в глухой переулок. Дойдя до небольшой железной двери, Саварсалидзе достал из кармана ключ и отомкнул замок. Они прошли в темноте по аллее парка и очутились в просторной комнате. Здесь эджиб взял медный светильник. Поднявшись с вардапетом по лестнице, он повел Гоша по темному длинному коридору.