Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга I

Трое рамиков неторопливо спускались по скалистому склону к мосту. Крупными хлопьями падал первый снег, оставляя мокрые следы на туфовых камнях. Из ущелья дул ветер, небо было в серых обложных тучах. Внезапно Кюрех остановился. По косогору к реке приближалась необычайная процессия. Впереди, на добром коне, мерно покачивался в седле тучный мустасиб [93] Мустасиб — сборщик налогов (араб.) . Махмуд. За ним, подталкиваемые щедрыми пинками городских стражников-сельджуков, плелись несколько десятков людей в поношенной одежде. Многие были без шапок. Поодаль двигалась большая толпа, главным образом женщины и дети, оглашая морозный воздух причитаниями.

Петрос схватил учителя за руку. Весь дрожа, он выкрикнул:

— Да что это такое?

— Недоимщиков купать в реке будут! — глухо ответил Кюрех. — Верно, джизию не уплатили рамики… А с чего платить? Вот и будут мерзавцы мучить людей, если родственники не выкупят!

— У нас в Кахети позабыли и думать о джизии, — с гордостью вступил в разговор Нико.

Кюрех усмехнулся:

— Да ваши князья вместо той джизии давно десять новых налогов придумали. Навидался я в Картли… три шкуры с народа дерут!

Шествие приближалось, уже слышны были голоса женщин, подбегавших с мольбой к мустасибу:

— Ага, пощади! Завтра полностью внесем деньги…

— Не завтра, а сегодня, сейчас надо! — невозмутимо отвечал толстяк. Остановив коня у самого берега, он отдал приказание стражникам. Те быстро выстроили недоимщиков в ряд, у самой кромки воды. Махмуд вытащил пергаментный свиток, развернул и, защищая ладонью от снега, начал протяжно выкликать:

— Ткач Погос, должен его высочеству три динара…

— Каменщик Вартан… один динар.

Первых двух должников вызволили родичи, внеся деньги мустасибу. Но у третьего ремесленника сердобольцев не оказалось. Дважды оглашал без успеха его имя Махмуд. Рассердясь, он повелительно крикнул:

— В воду!

Дюжий стражник резким ударом ноги сбросил недоимщика в воду. Тот, сразу оледенев, захлебнулся и пошел на дно, пуская пузыри. В воздухе мелькнуло тело. Молодой горец прыгнул в ледяную воду и, ухватив утопающего за волосы, вытащил на берег. Мустасиб чуть не задохнулся от гнева. Высоко подняв плеть, он гаркнул:

— Схватить наглого гяура! Как он смеет препятствовать слугам его высочества?

— Постой, ага! — шагнул вперед Кюрех. — Я плачу джизию. Сколько должен этот бедняга? — И он вытащил из-за пазухи кошель.

— Плати, четыре динара, гяур, и прочь с глаз моих, пока цел! — заорал мустасиб…

— Всегда жестоки с народом властители! А чужестранцы — тем более… Свой владетель хоть иногда рассчитывает, что не стоит резать курицу, пока яйца ему приносит. Ну а эмиру вдвойне наплевать на страдания людские — сегодня он царит в Ани, а завтра, смотришь, и выкурят его анийцы, как некогда дядю Фадлуна! Вот он и старается побольше денег выколотить с жителей…

В маленькой комнате тепло. Малиновым пламенем рдел в камине кизяк. Закутанный в овчины Петрос растянулся на каменной лежанке. В углу, под грудой лохмотьев, в беспамятстве метался рамик. Кюрех сидел на низком чурбаке у камина. Изредка бросал взгляд на воспаленное лицо больного, беспокоился: «Позвать лекаря надо!»…

Петрос попросил:

— Расскажи мне еще о славных тондракитах, кэри Кюрех!

Кюрех оживился.

— Слушай о вожде Смбате из Зарехавана. Любимым учеником у него был мой тезка Кюрех. А о богачах учитель говорил: «Подобно тому как крупные рыбы в море проглатывают мелких, так и богатые поглощают бедных…» С оружием в руках боролись тондракиты за народные права, и к ним примыкали иногда бедные дворяне и даже священнослужители. Целые области в Армении присоединились тогда к праведному учению Смбата, и задрожали в своих крепостях князья!

— Почему же ныне исчезло это учение? — несмело спросил Петрос.

— Не исчезло оно, но приуменьшилось до крайности число приверженцев! — с грустью ответил оружейник. — Ополчились на тондракитов и цари, и князья, и патриархи, с воинством великим — своим и византийским — пошли они на тондракийские селения, жгли, предавали мечу без жалости, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. А патриархи выжигали на лбах их печать лисью, глаза многим выкололи. Мученической смертью погибли вожди Смбат и Кюрех, а уцелевших выслали в далекие края, мало кто остался в Армении. Но из поколения в поколение хранят верные люди светлое Смбатово учение, хотят донести его до тех времен счастливых, когда народ освободится от господского ярма! Меня в юные годы послали наши старцы в Русию разыскать там последователей учения, их там немало… Долго жил я в столице царства рузикского и оружейному делу там научился. А потом повелели старцы возвратиться в Ани… Знай, Петрос, все люди равны перед лицом божьим и перед друг другом; а поборы и налоги всяческие — великое беззаконие, что насильно творят князья и патриархи. И бороться с ними надо неустанно…

— Но ты же уплатил сегодня джизию амирскому надсмотрщику? — возразил Петрос.

— Эх, дорогой, лучше бы я ударом меча расплатился за долг бедняги! — кивнул в сторону лежащего рамика Кюрех. — Но времена еще не наступили. Быть может, ты еще успеешь их узреть, сын мой! А за мной следят архиепископские соглядатаи, и дни мои сочтены!

— Готовь пробу, Галуст! — кратко сказал Езник, когда увидел законченный подмастерьем хачкар по заказу богача Оненца.

Радостно принялся за работу молодой камнерез, с утра до позднего вечера не выходил из дворика. Наконец наступил долгожданный день испытания Галуста на звание мастера. С утра Езник отправился с ним в церковь и после обедни заказал за свой счет молебен. Потом, стоя у ворот небольшого двора, оба они с поклонами встречали прибывающих седобородых мастеров с главой братства каменщиков «стариком» Погосом.

После обычных вопросов о происхождении и вероисповедании, убедившись в грамотности испытуемого и хорошем знании ремесленного устава, Погос приказал варпету Езнику предъявить пробу — изготовленное подмастерьем изделие — и поклясться на Святом Евангелии, что оно сделано самим Галустом. Езник с гордостью подвел мастеров к каменному фризу из розового туфа со сложным узором, стоящему в углу двора.

— Вот осмотрите, варпеты, это сделал мой выученик Галуст сам, с помощью Бога!

Давно не видели старые мастера такого умельства, принимая пробы у камнерезов. Между листьями смоковницы свешивались плоды граната и сочные гроздья винограда, а на ветках сидели и пели диковинные птицы.

Старый Погос удовлетворенно хмыкнул в бороду, но от суждения пока воздержался, только молвил:

— Как находите работу этого подмастерья, братья?

Варпет Гевонд, поглаживая седую бороду, низким басом изрек: